Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Глупо, но вид этих цветов в её волосах причиняет мне новую, иррациональную боль. Они заставляют меня спрашивать себя, почему та, кто находит время украшать себя ими, не захотела узнать внучку, выросшую в одиночестве и чувстве покинутости.

В ушах у неё серьги, два маленьких синих камня в серебре. На плечи наброшен черный плащ, едва позволяющий разглядеть фиолетовое платье под ним.

Её глаза зеленые, какими, должно быть, были глаза моего отца, какими являются мои.

— Ингрид. — Я приветствую её первой, слегка кланяюсь в знак уважения, как сделала бы перед любой другой королевой.

— Не кланяйся мне, — просит она. Голос добрый, но твердый. Я могу представить, как она отдает приказы, внушает уважение и утешает с сочувствием. — Я не заслуживаю такого почтения.

Я выпрямляюсь и проглатываю ответ, который мог бы прозвучать слишком по-детски; колкость обиженного ребенка. Я не такая. Я не это.

— Ты пришла сражаться?

Она слегка хмурится на мгновение, но кивает. — Я не пойду в бой, но хочу встретиться с Камиллой, чтобы рассказать ей всё, что мне пришлось сделать в свое время. Агата тоже была там и вспомнит, но, полагаю, любая информация будет полезна.

Я что-то замечаю и опускаю взгляд на её руки, обнаруживая, что левая дрожит. Она видит, что я смотрю, и сжимает её здоровой рукой, держа обе на уровне пояса.

— Будет, — подтверждаю я. Она молчит, и я начинаю нервничать. — Я могу тебе чем-то помочь?

Она раздумывает. — Я хотела… — Она замолкает. Открывает рот и закрывает. А затем качает головой. — Ты копия Люка.

— А мне говорили, что я больше похожа на мать.

Она улыбается с грустью, которой пропитан этот день, и которая меня злит и ранит. — Мать умеет узнавать взгляд своего сына, но это правда: сходство с Адарой поразительное. — Вдруг она подносит руку к лицу и смахивает слезу, которую я не успела заметить. Мне кажется, пальцы у неё всё еще слегка дрожат. — Они оба очень гордились бы, увидев, какой женщиной ты стала.

Горло сжимает спазм, в животе завязывается невозможный узел, глаза жжет, и я взрываюсь.

— Какое ты имеешь право говорить такое?

Какое право ты имеешь заставлять меня плакать?

Ингрид делает резкий вдох, но молчит.

— Я не буду давать тебе объяснений, потому что ничто из того, что я скажу, не сможет меня оправдать. — Прекрасно, потому что я и не хочу их слышать.

Я поворачиваюсь к ней спиной и прохожу мимо Евы, которая сначала стоит неподвижно, а потом идет за мной. Лоренцо следует её примеру.

— Что она тебе сказала? — Она оглядывается назад, а потом смотрит мне в лицо. Я яростно вытираю слезы рукавом платья. — Хочешь, я вернусь и врежу ей?

Я иду прочь без цели. — Она пожилая женщина, Ева. — Вот именно. Будет проще.

У меня вырывается смешок, и я останавливаюсь, понимая, что тревожу их, Лоренцо и её.

— Я в порядке. Ничего страшного, — добавляю я, видя, что они не слишком убеждены, и поворачиваюсь к нему. — Лоренцо, тебе лучше пока отдохнуть. Практика тоже расходует физические силы, и если воины атакуют нас, ты должен быть готов.

Он кивает. Знает, что настаивать не стоит, и прощается, дружески сжав мне руку. Ева же не так уверена. Она открыла бы рот, если бы не отряд, только что прибывший в лагерь, чуть больше обычного, который остановился перед госпиталем.

Она вздыхает, собираясь попрощаться, когда мы обе замечаем, что эти ведьмы пришли не одни. С ними несколько солдат, и среди них Арлан.

Они достаточно близко, чтобы мы встретились взглядами.

— Хочешь… пойти со мной? — спрашивает Ева. — Нет. — Я качаю головой. — С меня хватит сентиментальных отказов на сегодня.

Я хотела поговорить с ним после битвы в Сирии, но Арлан даже видеть меня не захотел. Я его не виню.

Мне хотелось спросить его, как он сбежал от тех, кто преследовал нас той ночью. Хотелось поблагодарить за то, что помог мне бежать, даже когда у него не было ни единой причины делать это, доверять мне.

Без него у меня бы ничего не вышло. И мне хотелось бы попросить у него прощения.

Я ухожу прочь в поисках утешения и ловлю себя на том, что спрашиваю, где Кириан, уже внутри дворца. Однако, найдя его, я понимаю, что не обрету здесь того покоя, который искала.

У него в руке записка, а рядом молча стоит Нирида. Они даже не здороваются со мной, когда я вхожу в зал.

— Что происходит?

— Львы сровняли с землей территорию на границе с Бельцибаем, — мрачно говорит мне Кириан.

— Сровняли… с землей?

Нирида кивает, и я знаю, что она скажет, еще до того, как она открывает рот.

— Ничего не осталось. — Она задерживает дыхание. — Оно у них есть. У них есть та сила, что уничтожила Лес Ярости.

НЕНАСЫТНОСТЬ ЛИСА

Проклятый лис ненасытен. И он зол.

Его ложь два десятилетия питала ту самую Дочь Мари, которую теперь у него отняли, превратив в пепел. Это великая потеря, потому что он просчитался. Он был слишком амбициозен, и теперь у него нет даже трупа, чтобы пожрать.

На Острове Воронов он устраивает пир. Ловит сбежавших ведьм Морганы, но ничто не может возместить такую утрату, и он остается голодным и в дурном настроении… и начинает совершать глупости.

На окраинах Сирии он находит человека, готового снова заплатить цену, которую уже платил почти два десятилетия назад.

Король Аарон потерял корону, дворец и королеву, и если он окончательно проиграет войну, у него не останется ничего. На этот раз Азери даже не нужны посредники. Он сам предлагает ему магию, которая уничтожит Волков навсегда, и посещает Проклятую.

Один из деабру, бродивших поблизости, мог бы им закусить, и наши проблемы сегодня были бы совсем иными, но при встрече с ним лис не убегает, а заговаривает, и ткач лжи находит способ снова перевернуть весь мир с ног на голову.

Глава 44

Одетт

Если бы я когда-нибудь попыталась угадать, каким будет канун этой битвы, я бы и близко не подошла к истине.

Лагерь выглядит так же, как после нашей победы при освобождении Эреи, когда каждую ночь праздновали жизнь, устраивали игры, танцевали вокруг костра и запускали фонарики в небо.

Сейчас зима, и мы стоим на пороге битвы, подобной той, что два года назад дала власть Львам; но Волки хотят праздновать.

Пропаганда Нириды сработала на отлично. Мы — Дочь Гауэко, разрушившая стены Эреи, а затем покончившая с ведьмой, поддерживавшей Моргану, и Паладин Гауэко, убивший бога Смерти.

Они рады сражаться на нашей стороне.

Большая часть наших войск еще не прибыла, но это неважно: они были бы бесполезны. Силы Эгеона прибудут морем на рассвете, и ожидается, что армия, преследовавшая Львов из Сирии, нагонит их, как только мы заставим их остановиться здесь.

Это должно произойти в ближайшие часы.

Солнце садится, и последние из тех, кто был занят, присоединяются к Волкам, уже сидящим у костров, играющим в карты, травящим байки или навёрстывающим упущенное с давно потерянными друзьями.

Я иду на встречу со своими, которые должны ждать меня в одной из комнат дворца, когда натыкаюсь на Арлана, ждущего в коридоре. Я тут же разворачиваюсь, готовая найти другой путь или нарушить приказ Нириды и использовать магию, когда он зовет меня.

— Одетт!

Я останавливаюсь сразу, но поворачиваюсь не спеша.

На Арлане доспехи, он готов к бою. Волосы полусобраны кожаной лентой, и он подходит ко мне легким шагом.

Я не жду, пока он поравняется со мной, и начинаю говорить.

— Мне очень жаль, — шепчу я.

Он останавливается и сжимает челюсти.

— Это было неправильно, — говорит он просто.

И я догадываюсь, что он хочет сказать гораздо больше.

— Нирида и Кириан рассказали тебе, почему мы это сделали, верно?

Он кивает.

— Я знаю, какие политические мотивы стояли за этой ложью, которую вы скормили королевствам.

— Но не понимаешь, почему мы лгали тебе, — заканчиваю я за него.