Жажда крови (ЛП) - Диан Кэтрин

В первый день Клэр ничего не ела, опасаясь отравиться. Во время своих долгих смен она часто не ела, а после иногда была слишком уставшей, чтобы что-либо готовить. Привыкшая к пустому желудку, она удивилась, как быстро чувство голода взяло верх.

К четвёртой доставке пищи Клэр обнаружила, что подползает к щели, через которую они проталкивали еду. Не то чтобы они не могли убить её другими способами, если бы захотели, или отравить силой, если бы это их устраивало. Овсянка была жидкой и солёной, но это немного помогло.

Там было шесть камер, по три у каждой стены, с широким проходом между ними. Над массивной металлической дверью, которая всегда была в поле зрения Клэр, ярко горела лампа, защищённая решёткой. Стены, пол и потолок были бетонными, решётки камеры — из холодной стали.

Клэр хотелось забиться в какой-нибудь угол, но ни в одном из углов она не чувствовала себя в безопасности. Она находилась в последней камере, рядом с дверью, и ей не хотелось быть близко к кому-либо, кто проходил бы мимо. Другой угол примыкал к соседней камере, и это было ещё хуже. Сквозь прутья решётки можно было просунуть руки, и она боялась своего соседа.

Вместо этого она забилась в угол у задней стены рядом с туалетом.

По крайней мере, здесь имелся туалет, но она терпеть не могла пользоваться им там, где люди — люди? — могли видеть. Это смущало её и заставляло чувствовать себя ещё более уязвимой. Она почти желала, чтобы они выключили свет.

Нет. Она не хотела этого. Пожалуйста, пожалуйста, не надо выключать свет.

Клэр почти ничего не помнила о той ночи, когда её похитили. В голове у неё был туман, как это часто бывало в последние несколько недель. Она смутно помнила, как робко улыбнулась, когда с ней заговорил мужчина — красивый и хорошо одетый, совсем не похожий на обычного посетителя «Закусочной Бетти».

Клэр редко улыбалась посетителям. Она знала, что должна это делать. ДиЭнн, четырнадцать лет проработавшая официанткой в «Бетти», часто говорила ей об этом. По словам ДиЭнн, за улыбки можно получить чаевые, особенно если эти улыбки исходят от «хорошеньких девушек». Клэр не считала себя таковой, да это и не имело значения. Она просто не знала, как заставить себя улыбнуться, а ДиЭнн делала это так, как будто у неё имелся выключатель.

Клэр аккуратно принимала заказы, быстро переходила от столика к столику, всегда точно вносила изменения. Но чаевые у неё были небольшие, потому что она не умела улыбаться. Вот почему, несмотря на странный туман в памяти, она запомнила этот случай с улыбкой. Она не могла толком представить себе этого мужчину, но помнила, что удивилась, когда он заметил её.

После смены она отправилась домой. Она помнила, как вошла в свою грязную квартиру, включила свет и бросила ключи на кофейный столик, купленный в комиссионном магазине. Она помнила, как сняла куртку и бросила её на потёртый оранжевый диван, который достался вместе с квартирой.

После этого — ничего.

Она очнулась в этой камере.

Клэр уткнулась лицом в свои обнажённые колени. Её униформа «Бетти» состояла из розовой футболки и белой юбки до середины бедра. Стоять в ней было не так уж плохо, но сидя она чувствовала себя уязвимой. Задняя часть юбки была зажата между икрами и подколенными сухожилиями. Излишки материала также были подвёрнуты. В противном случае юбка задралась бы, оставив её ноги полностью голыми и обнажив нижнее бельё. Она сняла туфли, и подошвы её босых ног стояли на холодном бетоне.

Она знала, что ей должно быть холодно, но она вспотела, тонкая футболка на спине промокла, подмышки покрылись слизью. В горле першило, зубы болели. Она знала, что больна, и это должно было её беспокоить, но у неё имелись проблемы посерьёзнее.

Мужчина в камере через проход от неё снова наблюдал за ней. На нём был чёрный ошейник. Почему-то это пугало её больше всего на свете.

Иногда он расхаживал по камере, иногда поворачивался к ней спиной. Сейчас он лежал на своей койке. Клэр ужасало то, что он был возбуждён, его эрекция натягивала серые спортивные штаны. Всё его тело было большим, и его половые органы не были исключением. Он не прикасался к себе. На самом деле, он всё время прикрывал глаза рукой, как будто был расстроен. Потом она замечала, что он опустил руку и снова смотрит на неё.

Он несколько раз спрашивал, как её зовут, но Клэр так и не ответила. Он стоял у двери в свою камеру, вцепившись большими руками в прутья решётки, а его возбуждённый член упирался в брюки. Он смотрел на неё так, словно был голоден. И зол.

Хуже всего то, что иногда Клэр чувствовала тепло внизу, когда смотрела на него краем глаза. Это ещё одна причина, по которой она подоткнула юбку. Она не хотела, чтобы он знал.

На его тёмно-синей футболке был выцветший логотип «Патриотов Новой Англии». Он был босым, как и Клэр. Его тоже забрали из дома, но Клэр всё равно боялась его — и другой заключённой, женщины с короткими светлыми волосами, сидевшей в соседней камере с Клэр.

Женщину звали Кресс, или что-то в этом роде. Она сказала это в первый день. Как и мужчина, Кресс спросила, как зовут Клэр. Ей Клэр тоже не ответила.

Кресс никогда не ходила взад-вперёд. Она стояла в углу возле камеры Клэр. Иногда её рука просовывалась сквозь прутья решётки. Она никогда не тянулась к Клэр, только держалась за прутья так, словно это был спасательный круг, но Клэр всё равно считала это опасным.

На Кресс тоже был ошейник.

Клэр вздрогнула всем телом, когда тяжёлая дверь открылась. В тюрьму вошёл мужчина, который не был человеком, и принёс поднос с тремя тарелками. От посуды доносился запах подгоревшей картошки — запах, который Клэр слишком хорошо знала.

За открытой дверью виднелась тёмная, пустая лестница.

Клэр снова уткнулась лицом в колени, не желая видеть лицо мужчины, который не был человеком.

Вначале, когда он принёс ей первую еду, она подумала, что он человек, слегка привлекательный мужчина с каштановыми волосами, с которым она могла бы столкнуться в метро. Но его глаза странно блеснули, и ей не понравился его запах. Он искоса посмотрел на неё, как будто хотел, чтобы она что-то знала. Затем, жестоко улыбнувшись, он изменился в лице.

Клэр закричала. Он рассмеялся и оставил её рыдать, уткнувшись лицом в колени.

Когда он ушёл и Клэр пришла в себя настолько, что смогла поднять голову, Кресс наблюдала за ней со смесью жалости и презрения. Клэр начала разлеплять дрожащие губы, чтобы заговорить, но женщина велела ей взять себя в руки. Затем Клэр взглянула на зубы женщины и больше не заговаривала.

Это было до появления мужчины.

Кресс и мужчина, чьё имя звучало как Омри, разговаривали. Их обоих забрали из их домов, ни один из них не знал, где они и почему, хотя Кресс продолжала говорить о том, что её отводили наверх, чтобы сфотографировать. Клэр начала закрывать уши руками каждый раз, когда они разговаривали друг с другом.

Кресс и Омри часто скребли свои чёрные ошейники, оставляя царапины на шее. Раны заживали в течение нескольких часов.

Мужчина, который не был человеком, весело насвистывал, просовывая миски в прорези.

— Эй, — Омри поднялся со своей койки и стоял у входа в камеру. — Придурок! Чего ты от нас хочешь? — он ударил по прутьям и оскалил клыки. Клэр снова спрятала лицо. — Отвечай мне!

Мужчина, который не был человеком, спросил:

— Ты собираешься позаботиться об этом? Это вредно для здоровья.

— Пошёл ты!

Мужчина, который не был человеком, усмехнулся. Удаляющиеся шаги свидетельствовали о том, что он уходит.

— Я убью тебя, сукин ты сын!

Дверь с грохотом захлопнулась.

— Чёрт возьми!

Клэр услышала, как Омри расхаживает по комнате.

— Знаешь, он прав, — сказала Кресс. — Нет смысла быть джентльменом.

— Да пошла и ты тоже!

— Смирись с этим.

— Я не собираюсь дрочить перед этой грёбаной камерой.

Камера стояла в углу. Иногда она поворачивалась, и жужжание оптического зума нарушало тишину.

Клэр с трудом сглотнула и задумалась, не мерещилось ли ей всё это. Может быть, она сходила с ума, как и её мать.