Эпоха королей (ЛП) - Нира Страусс
Что-то коснулось моей ноги, может, это была рыбка, но, испугавшись, я поспешила выползти прочь из озера. Убедившись, что ни одного сантиметра моего тела не осталось в воде, я рухнула навзничь, вконец измотанная, и выронила кинжал из руки. Думаю, гномьи символы навсегда отпечатались на моей ладони.
Метка буйствовала. Когда я попыталась её коснуться, меня охватило чувство, которое прежде я испытывала лишь однажды.
Отсутствие воздуха.
Тяжесть.
Тьма встрепенулась, взволнованная, но теперь уже не потому, что её, как магнитом, тянуло к подобному, а от осознания опасности, которая грозила мне.
Я перекатилась на живот и, вся дрожа, поднялась на ноги на проклятом холме Тинтагель. От места, где Теутус и Тараксис заключили брак, осталось немного, что показалось мне идеальной метафорой того, как закончилась их история любви. Гниль, порождённая гибелью Ксены, достигла этого островка, но не смогла уничтожить всё. В центре оставалась небольшая лужайка с травой и сорняками. Среди вереска, камыша и пурпурных цветков сальвинии возвышался единственный каменный пень. Он казался почти белым, отполированным, овальной формы.
И в него был вонзён меч.
Фионн говорил, что до меня никто из моего рода не подбирался так близко. Юноша, который пришёл в долину и ушёл после разговора с бессмертным, лишь должен был почувствовать притяжение клинка с берега. В тот раз я задавалась вопросом, что же привело его сюда, полного стольких сомнений.
Теперь же я знала ответ.
И, как сказала своей сестре, время бежать закончилось.
Я на мгновение огляделась: озеро, берег и то, что за ним. Шум битвы был слышен даже на таком расстоянии, вопли слуагов доносились из рощи кипарисов.
Я думала о последствиях войны, которые были видны даже спустя пятьсот лет, о страхе, заставлявшем многих сидхов идти на безумства, о сестре, у которой больше не было никого, кто делал бы ей бумажные цветы, о Фионне и его вечном одиночестве. Моё сердце дрогнуло. Решимость охватила меня.
Хромая из-за раны, оставленной келпи, я подошла к камню. Чем ближе я подходила, тем сильнее становилось притяжение. Казалось, что камень и меч идут ко мне, а не наоборот. Будто они гораздо больше жаждали нашей встречи, чем я. Вероятно, так и было, потому что они начали проникать в мои мысли. Внушая, как сильно моя рука желает схватить эту рукоять, как это будет приятно. Заманивая меня.
Я остановилась в нескольких шагах, глядя на меч.
— Я сделаю это, но останусь собой, — твёрдо заявила я. Вряд ли он меня слышал, но мне нужно было это сказать. Убедить себя, что я не собираюсь вызвать апокалипсис или превратиться в ещё одного демона Теутуса, как всегда думала моя мать. — Я знаю, кто держал тебя в последний раз, и ты не найдёшь во мне ни малейшего сходства с ним, понял?
Может быть, это было из-за моей решимости, но мне показалось, что меч… что его края слегка размылись. Будто он излучал что-то. Будто отвечал мне.
С того места, где я стояла, я видела и чувствовала только меч. Пронзительный, нескончаемый крик заглушил все остальные звуки. Как если бы металл ударял по металлу, и вибрация поднималась, поднималась, поднималась…
Я протянула руку к чёрной рукояти. На ней было два диска с концентрическими окружностями: один в середине и другой, побольше, на конце, образовывая гарду. Они были украшены полупрозрачными камнями. Двойное лезвие и простая борозда, проходящая по металлу до того места, где его закрывал камень. Без гравировок, без филиграней.
Ничто не говорило о том, что этот меч несёт в себе тяжесть множества отнятых жизней.
Когда я уже почти дотронулась до него, метка вновь ожила. Она пульсировала, наполняя меня тревогой, абсолютным ужасом и множеством, множеством вопросов. Она передавала мне эмоции.
Я засомневалась.
Коснулась её кончиками пальцев.
«Ша'ха. — Глубокий, взволнованный голос Мэддокса раздался в моей голове. — Я не вижу тебя. Гвен и Абердин сказали…»
«Я в порядке. Никто бросил меня в озеро».
«Никто? Считай, он труп, — прорычал дракон, поразив меня своей убийственной яростью в голосе. — Где ты? Я иду за тобой».
Я закрыла глаза.
«Я… должна тебе кое-что сказать».
«Можешь сказать мне об этом лично».
Нет, потому что если он будет стоять передо мной, меня раздавит стыд, я буду чувствовать себя маленькой и жалкой букашкой. За ложь. За то, что смотрела ему в глаза снова и снова, даже после того, как поняла, что наид-нак — совсем не болезнь и не проклятье. За то, что скрывала от него возможность, которую он и его народ искали веками.
Мэддокс терял терпение.
«Ты не в порядке. Скажи мне, где ты. Я помогу тебе».
«Я не сомневаюсь в этом, — произнесла я, теперь касаясь метки всеми десятью пальцами. — Ты сейчас узнаешь кое-что обо мне, и я заслуживаю всего, что последует за этим: твоего гнева, твоего разочарования, твоей обиды… Я лишь хочу, чтобы ты знал, что я приму от тебя всё. Всё, что ты мне дашь и не дашь. И если после этого ты будешь смотреть на меня так же, как и раньше, то я бы хотела, чтобы ты не останавливался и не довольствовался тем, что, как тебе кажется, я готова дать. Я хочу узнать ближе того мужчину и дракона, которыми ты являешься, и мне всё равно, кто возьмёт верх, потому что в глубине души это всегда ты… И ты чертовски великолепен».
Не знаю, возможно ли такое вообще, но я готова была поклясться, что метка впитывала энергию Мэддокса и тянулась к моим пальцам, как будто он пытался схватить их, найти меня. Я почувствовала рывок в своём сердце, переворот, и инстинктивно поняла, что Мэддокс взлетел в воздух.
«Ты не представляешь, что я с тобой сделаю за то, что ты решила сказать мне это посреди битвы, — прорычал он. — Но могу заверить, тебе это понравится».
«Ты меня не слушаешь».
«Слушаю. И сгораю от любопытства: что же, по-твоему, может оттолкнуть меня от тебя?»
Его шутливый сарказм грел душу, отгоняя липкий холод озера. Я открыла глаза. Меч оказался совсем рядом. Или это я подошла ближе?
«Я чувствую себя особенной от того, что что-то — будь то Ширр или судьба — связало меня с тобой. И этим я надеюсь начать искупление своих ошибок».
Я разорвала связь, не дав ему времени ответить.
После чего, не раздумывая ни секунды больше, я обхватила рукоять пальцами и решительно потянула.
Хаос, тьма и разруха следуют за ним. Теутус наступает и ломает. Теутус касается и иссушает. Теутус смотрит… и остаётся лишь пустота.
Я падаю сквозь небо и землю, сквозь небо и землю, всё время в зловонном тумане, пока красочная вспышка света не ослепляет меня. Прекрасная, свободная, полная надежды. Гиберния. Королевство, населённое слабыми и податливыми людьми. Королевство, где существо вроде него могло бы стать богом, а его вассалы могли бы устроить настоящий пир. Жизнь и свет угасли бы, и Гиберния стала бы похожа на место, которое Теутус и его свита оставили позади. Это его цель? Был ли когда-то Иной мир таким же плодородным, как Гиберния, пока Теутус не высосал из него кровь? Он сильнее всего во тьме, или ему для существования нужен свет?
Всё поглощено страхом, липким, как грязь, пока не появляются они. Триада. Былая ненависть сменяется восхищением. И Теутус впервые вкладывает меч в ножны. Я чувствую досаду. Опустошённость.
Я стою посреди тёмной комнаты, слушая эхо смеха и музыки, кажется, уже целую вечность.
Но тут на место восхищения вновь приходит ненависть, более сильная, чем когда-либо. Переполненный светом и жизнью, Теутус в восторге. Враги повсюду, и она — та, которая предала его наихудшим образом. Та, которая обожала его и целовала так, что звёзды слетали с губ.
Я вижу много, очень много лиц, проходящих передо мной. Сидхи, люди, прекрасные драконы. Безумие нарастает, и уже невозможно остановиться, их нужно раздавить, иначе это никогда не прекратится.
