Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Шум заставляет воина вздрогнуть, и его рука тянется к рукояти меча.

— Это я, — говорит он.

Его зеленые глаза расширяются на мгновение, а затем смягчаются, в то же время он отпускает оружие.

— Годы назад мне бы это показалось невозможным, — говорит солдат, обводя комнату взглядом. — Сном.

Они находятся в покоях, в преддверии спальни. Здесь большие окна, пропускающие свет, пара кресел для чтения и полки с книгами.

— Теперь это правда. Мы завоевали Сирию, — отвечает Девин.

Арлан кивает, но не прекращает свой ленивый осмотр. Девин делает шаг, чтобы подойти ближе.

— Это были мои покои.

Здесь спал мальчик, когда его вырвали из Эреи. От той жизни в комнате не осталось ничего, кроме памяти, но Девин и так это предполагал.

— Ты видел нашего командора? — спрашивает он, внезапно останавливаясь.

— Лично нет, но мне известно, что она в порядке, как и ведьма Ева, и капитан Кириан.

Девин делает паузу, и Арлан не медлит спросить о том, чего ждет.

— Ты знаешь, если…

— Одетт в порядке. Мне сказали, было тяжело, но она выжила. — Арлан отводит взгляд и кивает. Молодой король колеблется. — Самозванец мертв.

Арлан поднимает глаза.

На этот раз кивнуть ему дается чуть труднее. Девин ждет, не спросит ли он еще, не захочет ли узнать что-то. Он этого не делает. Не готов.

Арлан видит его стоящим перед собой с тем же выражением лица, которым тот одаривал его и в другие разы, когда делал шаг вперед и клал руку ему на плечо.

Солдат напрягается и делает шаг назад. Это длится всего мгновение, но король замечает это, и паника снова охватывает его, как и в те моменты, что он провел вдали от него.

— Ты ранен? — спрашивает он и подходит, чтобы схватить его за наплечники, чтобы ощупать кожу в поисках пореза на ткани, края которого испачканы кровью Арлана.

— Пустяки, — возражает тот, но на его лице написана боль.

Поэтому Девин не отступает, не слушается, когда тот просит его остановиться и пытается оттолкнуть.

Он крепко держит его, расстегивая кожаную защиту ловкими пальцами.

— Что… что ты делаешь? — спрашивает Арлан, разрываясь между раздражением и удивлением.

Девин распускает ремни, пока не видит окровавленную рубашку под ними, а затем и рану, и вздыхает с облегчением.

— Пустяки, — соглашается он.

Арлан бросает на него яростный взгляд. Девин думает, что знает, почему он злится, но это не так. Арлан наблюдает за ним, пока они всё еще близко, пока король всё еще держит его за плечи, а его золотистые глаза неизбежно ищут новые повреждения.

Он задерживается дольше положенного на линии его челюсти и на губах, и Арлан это замечает.

Король снова дал слабину. Поняв, что делает, он делает шаг назад, готовый воздвигнуть ту же ледяную стену, которую возводил между ними и в другие разы; но на этот раз Арлан не позволяет ему отступать дальше.

Он хватает его за рубашку, резко разворачивает и прижимает к книжному шкафу позади, чтобы он не сбежал от собственных поступков. Пара книг падает на пол.

— Почему ты сражался сегодня? — хочет знать он.

Девин смотрит на него, не веря своим ушам.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать?

Он кладет руку на костяшки пальцев Арлана. На них порезы, засохшая кровь; следы битвы.

— Твои советники хотели, чтобы ты остался в тылу. Почему на этот раз ты не послушался?

— Я должен перед тобой отчитываться? — парирует он с некоторой жесткостью.

— Отвечай, или я приму тот ответ, который сам сочту верным.

Девин хмурится еще сильнее. Открывает рот, готовый протестовать, но понимает, что на этот раз не знает, с какой ложью выйти на поле боя.

Он молчит.

— Хорошо.

И Арлан решает.

Король не успевает понять, что он задумал, как тот слегка наклоняется, ровно настолько, чтобы их губы встретились, и дарит ему поцелуй — необдуманный, яростный и в то же время сладкий.

Арлан всё еще держит его за грудки, когда отстраняется с нахмуренными бровями, всё еще раздраженный, с пунцовыми щеками.

— Ты был прав. Второй был лучше, — говорит он ему.

Даже он сам не осознает, как сильно сжимал его, пока не расслабляет пальцы и не разглаживает рукой помятую ткань рубашки. Он задерживает ладонь там на мгновение, прежде чем облизнуть покрасневшую нижнюю губу и отвернуться.

Король стоит там еще несколько мгновений, осознавая, что Арлан только что уничтожил все его шансы вести себя так, как ожидается от благородного человека.

Потому что он поцелует этого мужчину снова.

Глава 42

Кириан

Мы с Одетт отправляемся в Эрею этой же ночью. Арлан не хочет прощаться. Он позволяет мне найти себя, и Одетт могла бы подойти к нему, если бы захотела, но она предпочитает, чтобы я сначала спросил. И Арлан отказывается.

Одетт не настаивает, не задает вопросов и не жалуется мне потом, и у меня немного разрывается сердце видеть её такой.

Она становится всё сильнее. Мы останавливаемся на рассвете, чтобы отдохнуть в пути, только потому, что я настаиваю, но, думаю, она говорила правду, утверждая, что могла бы проделать весь путь за один раз.

Добравшись до дома Армира и увидев заснеженный вход, она падает в мои объятия. Я подхватываю её так же, как в день битвы с Морганой, и несу вверх по лестнице в свои покои.

— Добро пожаловать домой, — говорю я, потому что по дыханию понимаю, что она не спит.

Она открывает глаза на мгновение. — Наконец-то дома, — шепчет она, и то, как сильно на меня действуют эти слова, кажется мне абсурдным.

Я сдерживаю эмоции, поднимаясь по последнему пролету лестницы, и укладываю её в свою постель.

Дом пуст, если не считать охранника, присматривавшего за ним. Утром он ушел с щедрыми чаевыми и поручением вернуться через несколько дней с припасами.

И мы с Одетт остаемся одни.

Конь, которого мы привели с собой, — огромный черный жеребец, мощный и крепкий, которого не берут стрелы. Я глажу его, говоря себе, что когда-нибудь мне придется проверить, реально ли это или было лишь наваждением битвы.

Я уже заканчиваю объезжать озеро и стены поместья верхом на нем, когда вижу её на балконе верхнего этажа башни.

Я останавливаю коня и любуюсь видом дома на фоне заснеженной горы, белой дорогой, окаймляющей безупречное озеро, на котором нет следов, кроме отпечатков копыт животного, и ею на смотровой площадке.

Она стоит в центре арки, обрамленная двумя колоннами, поддерживающими свод. Отсюда я не могу хорошо разглядеть платье. Любуюсь лишь тем, как ветерок колышет её волосы цвета заката, распущенные и прекрасные, и как она поднимает руку в мою сторону.

Но это не приветствие. Ветер ерошит мне волосы, и тут я чувствую теплую ласку на щеке и знаю, что это была она.

У меня вырывается глупая улыбка, и я пришпориваю коня, чтобы вернуться как можно скорее.

Она всё еще там, когда я прихожу. Должно быть, услышала стук моих сапог на лестнице, потому что повернулась, ожидая меня, и теперь стоит, прислонившись к мраморной балюстраде, но не садясь на неё полностью.

Платье цвета лазури ядовитых ягод. Лиф завязывается спереди лентами, которые лежат на её обнаженных плечах, прикрытых темной накидкой. Наряд изящный, с множеством белых деталей, цветочной вышивкой и кружевом на простой юбке, грациозно ниспадающей на бедра.

Оно достаточно просвечивает, открывая изгибы её тела, чтобы мне захотелось сорвать его как можно скорее.

— Привет, — здоровается она.

Я снимаю кожаные перчатки и кладу их на балюстраду у входа. Одетт следит взглядом за движением моих пальцев.

— Привет, — отвечаю я. — Хорошо спала? Она кивает. — Я никого не видела в доме. — Это потому, что мы одни. — Я наблюдаю, как она вскидывает брови. — Тебе что-нибудь нужно? Одежда? Горячая ванна? Помощь, чтобы развязать этот корсет?

Она наконец смеется. — Спорим, ты мог бы помочь мне сам. — У меня это неплохо получается, да.

Она улыбается, поворачивается к балюстраде и проводит по ней ладонями. Вдали, за лесом, виднеются крыши домов Армиры.