Екатерина Голинченко - Мелодия Бесконечности. Симфония чувств
— Ну, у нас теперь есть волчья туша, если хочешь, то можем попробовать её освежевать и приготовить, — парень указал на подстреленного им зверя.
— Фу, — поморщилась шатенка, — не настолько я голодна…
— Как скажешь, милая, — рассмеялся блондин, легко соглашаясь с ней, — Тогда будем пытаться выбраться к ближайшему поселению, разузнать про остальных — а там видно будет. Найти бы сейчас хоть простую заправку с ужином и телефонной связью… — он приобнял девушку.
Но тут ветер усилился, относя их в зал с зеркалами.
Винтер открыл глаза и долго смотрел на уходящий ввысь купол готического собора. Сколько много пространства — так и в душе у него зияла огромная пустота. Почему он снова оказался здесь? Почему именно это место и время? Почему именно тогда, когда он потерял всякую веру и надежду, оплакивая жену и дочь? Почему он возвратился именно в этот — самый черный — день в своей судьбе? У него уже не было сил лить слезы…Вместо этого он разгромил алтарь, статуи святых, что стояли в нишах, и лавки для сидения. Собственным клинком он взял содержимое пустул одного из свежих трупов и поранив себя, втер его в свою рану. На несколько дней он заперся в часовне, никого не пуская, страдая лихорадкой и горячечным бредом, и всё призывал смерть, но та как-то не спешила к нему на свидание. Решив, что хозяин повредился рассудком, его покинули и те из не многих слуг, что смогли пережить эпидемию, оставляя его в совершенном одиночестве, и он не мог винить их в том — они имели право искать себе лучшей жизни.
Так почему же сейчас он возвратился к тем временам? Неужели мало ему было пережить эту боль один раз?
В воспаленном мозгу всплывали до боли желанные образы — светлые кудри и серые глаза любимой жены и улыбка её уменьшенной копии — обожаемой дочери. В те периоды, когда он впадал в забытье, ему казалось, что он наконец отошел в мир иной и встретился с ними на небесах.
Но вместо этого, он очнулся на полу, рядом с молодыми людьми, с которыми был в клубе. Мужчина тяжело поднялся при помощи Максимилиана.
Последними появились сестры-модели Николь и Мишель, которым также довелось пережить удивительное приключение.
Мишель сидела на берегу, погрузив пылающие ноги в прохладную воду. В одной руке она держала большую раковину, в другой её руке — сиял в лунном свете короткий клинок. Девушка с самого раннего детства обожала всё, что было связано с водой и не упускала даже малейшей возможности искупаться в реке, съездить к морю или посмотреть на океан. Она даже была уверена, что понимает язык штормовых волн и безмятежного штиля. Сейчас же — даже волосы её были цвета морской волны. Она осторожно провела по ним рукой, ощутив их мягкость и нежность. Потом девушка посмотрела на кинжал в своей руке и резко закинула его подальше в воду.
Над морем занимался рассвет, и первые лучи утреннего солнца окрашивали морскую пену в сказочный цвет розового жемчуга.
Девушка поднялась и зашла в воду, и чем дальше она заходила, тем легче она становилась, растворяясь и сливаясь с морской пеной, протягивая тонкие полупрозрачные руки к небу, возносясь к невесомым парящим созданиям, таким же полупрозрачным, как и она сама.
— Приветствую тебя среди дочерей воздуха, — одна из таких созданий отделилась от остальных, странным образом напоминавшая её сестру Николь, — Всюду, где бы мы не находились, мы приносим радость и прохладу в жаркий день, распространяя благоухание цветов и даруя ветер парусам, чтобы моряки быстрее вернулись домой. Идем с нами — и ты познаешь счастье, которого не нашла среди смертных, — и на глазах её выступили слезы…
Девушки ещё долго приходили в себя.
Не появились пока только доктора, белокурой Даниэллы и господина Ондзи.
Златовласая отряхнулась и огляделась по сторонам, отметив, что стоит она на садовой дорожке рядом с большим кустом белоснежных роз с приятным деликатным ароматом.
На ней было платье светло-голубого цвета в викторианском стиле с белыми, накрахмаленными и наглаженными воротником и манжетами с отделкой бедфордским английским кружевом и таким же идеально белым передником, а в золотистых её волосах была шелковая голубая лента под цвет платья, и на ногах были забавные полосатые чулки, каких она в жизни своей не носила. Рядом с ней стояло ведро с красной краской, поперек которого лежала кисть для покраски.
Но тут мимо неё пробежал большой белый кролик с пушистым хвостиком, смешно шевеля усами и длинными бело-розовыми ушами, на бегу доставая из кармана клетчатого жилета, надетого на нем — часы, всё время сокрушенно причитая:
— Опаздываю! Боже, как же я опаздываю! Бедные мои лапки, бедные мои ушки, бедный мой хвостик! Королева велит отрубить мне голову…
Светловолосая проводила его изумленным взглядом: говорящий кролик в жилете с карманами и при часах? Да что тут вообще происходит?!
Грубый толчок в спину не дал девушке насладиться красотой природы, а громкий голос над самым её ухом требовательно произнес:
— Эй, новенькая, как там тебя, Алиса, — она несколько раз повертела головой, прежде чем сообразила, что речь идет о ней, — Давай, помогай, не стой, а то нам так и во век не управится! К цветку — цветок, успеть бы в срок, все розы — и тут, и там, успеть покрасить бы нам! Мы красим розы в красный цвет — у нас другого выхода нет!
Алиса? Ну, надо же! И куда же её угораздило попасть?
Девушка с интересом более внимательно рассмотрела собеседников: на них были странноватого вида куртки, белые в красные сердечки — ну точно ряженые Купидончики на День Святого Валентина, у них даже пики имелись — и тоже с наконечниками в форме сердец.
— А что вы делаете? — полюбопытствовала Даниэлла, видя как они нервно и торопливо покрывают алым чистые белые лепестки цветов.
— Красим розы в красный цвет, — дрожащим голосом прошептал один из них, — бери, давай, ведро и кисть, поможешь нам, а то не успеем ведь, тогда можешь попрощаться со своей головой.
— Но, зачем вы это делаете? — тихо спросила блондинка, всё больше проникаясь к этим чудакам.
— Видишь ли, Алиса, — доверительно пояснил один из собеседников, — Не сносить нам головы, если Королева узнает, что мы по ошибке посадили белые розы вместо её любимых красных. У нашей королевы крутой нрав — чуть что не по ней — голову с плеч.
— Самодурство какое! — негодующий возглас вырвался у девушки, — Это же неразумно и жестоко! Так не долго и вовсе подданных лишиться.
— Тише, тише ты! — собеседник замахал руками, испуганно тараща на неё глаза, — Нельзя такое вслух здесь говорить — тут у всего есть уши. А прознает Её Величество, не сносить нам всем головы.
