Кровавый Король (СИ) - Кэйтр Элизабет

— Есть серьёзный разговор, Румпель, — быстро говорит Видар.

Он расстёгивает камзол, усаживаясь на диван.

— Видар, пожалуйста, мы найдём ещё один способ. Даже эта ледышка говорит, что ты поступаешь безрассудно! — подрывается к нему Изекиль.

— И, хотя, я не согласен с таким обзывательством, но твоя валькирия права, — Кас тоже делает несколько шагов к Видару.

— Думается мне, ты не обойдёшься одним заклятием, верно? — глазёнки Румпеля опасно сверкают.

Видар молча переводит взгляд на Изекиль.

— Видар…

— Идите, — он кивает на дверь. — А мне нужно продумать план в алфавитном порядке.

— «План Д. Для дебилов», ты уже придумал, — едко усмехается Паскаль, разворачиваясь к двери, но Изекиль стоит на месте.

— Иди отсюда, Изи. Расскажите всё Файю и Башу. Это приказ!

Шпионка раздражённо выдыхает, а затем следует за малварским принцем.

— Что ж, чувствую, ты снова хочешь поиметь с ситуации выгоду? — Румпель прячет нос в плед.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — хмыкает Видар. — И прости, что причинил боль. Мне нужно было увидеть самому. А я немного… не контролировал себя.

— В любом случае, ты натерпишься побольше моего, — отмахивается Румпель. — Чаю?

38

Плечи окутывает мёрзлая тишина и взгляд, знакомых до одури, глаз. Только сейчас ведьма поняла, насколько он пуст и… насколько отличается от того, что всегда предназначался ей. В океанах настоящего Видара плескались мириады эмоций, но в них никогда не было леденящей пустоты, животного желания убивать. Когда он смотрел на ведьму, насколько бы безжалостен и яростен он ни был, сапфиры окутывала искра теплоты и, возможно даже, нечто, что походило налюбовь.

Но тот, кто до сих пор находился в обличие Видара, явно не знал об этом. Так же, как и понятия не имел, что Видар — преемник Каина, что он защищён магией Верховной, что онне простоеё родственная душа.

Эсфирь чувствовала уродливые трещины внутри своей души, улавливала вибрацию дрожащей земли на протяжении огромного расстояния. Она знала, что Видар страдает до сих пор, чувствовала каждый пик его агонии, и от того хотела, чтобы всю боль он отдал ей. Она так сильно этого желала, что сама не поняла, как начала пытаться залатать расколы своей души, отчаянно надеясь, что его затянутся автоматически. Вся энергия уходила только на это, а с каждой тэррлией — еёдомудалялся, и она старалась тянуть невидимую нить следом. Лишь это помогало не распрощаться с сознанием. Собственная жизнь уже мало волновала, хотя за продолжительное время пути на неё даже не надели наручники, единственный раз, когда Генерал применил силу — поднял подбородок тростью в комнате.

Эсфирь усмехается, слыша усмешку в ответ. Невыносимо. Молчание, бездействие и лицо Видара, которое впервые за всё время выражало ледяное ничего.

— Ты уверен, что я не попытаюсь тебя убить? — дёргает бровью Эффи.

— Давай так, — лениво отзывается Генерал, — как ты поняла, для меня не секрет, что вот эта мордашка является твоей родственной душой. Мы с тобой чуть не подвели его под монастырь и, я полагаю, сейчас он пытается в короткий срок залатать душевные раны, чтобы двинуться за нами. Но душа не сможет восстановиться, зная, что её пара в опасности. А ты в опасности, — хмыкает он, почёсывая бровь. — И он тоже. И как только ты нападёшь на меня, то он пострадает в первую очередь. Моя нежить везде…

Эсфирь делает короткий выдох, а затем такой же вдох. Плечи напрягаются. Она знала! Демон, всё это время знала!

— Кристайн… — чуть ли не шипит ведьма.

— Она самая. Но ты не забывай, что и она может поцеловать его или даже снять боль в своей постели… как думаешь, ты выживешь?

«Камелии рост в могиле борозд…»

Не выживет. Ни при каком раскладе. В ближайший промежуток времени она умрёт и неважно от чего. Исход будет одинаково мёртвым.

— Я живучая, — скалится Эсфирь, скользя по до боли родным чертам лица.

«Пожалуйста, окажись моим Видаром. Усмехнись. Смейся. Издевайся. Только скажи, что всё это — твоя шутка, чтобы проучить меня, чтобы показать, что моё маржанское место в твоих ногах. Пожалуйста, окажись им…»

Генерал довольно улыбается, а затем наклоняется к Эсфирь и заправляет выбившуюся кучерявую прядь за ухо. Она не дёргается, но смотрит в прямо глаза с таким гневом, что он должен был возгореться греховным огнём.

— Ну-ну, в конце концов, я не он. Можешь так меня не ненавидеть. Я знаю, что вы терпеть друг друга не можете, — шепчет ей в губы мужчина. — Кристайн рассказывалао каждомвашем шаге.

— Прямо о каждом? — Эсфирь подаётся чуть вперёд, чувствуя кожей жар его губ.

«Пожалуйста… Умоляю, слышишь? Окажись Видаром. Я. Умоляю. Тебя. Скажи, что это ты!»

— О, да. Правда, ваша внезапная свадебка всё испортила, но то с каким лицом ты шла к алтарю — просто песня! Ты ненавидишь его. А он тебя. Как бы вы не старались играть в любовь, ваша ненависть сверкала так, что я жмурился каждую секунду, — Генерал проводит носом по скуле ведьмы, чувствуя, как она сжимает челюсть.

Он усмехается.

«Мне страшно, Видар. Страшно. Было страшно каждый демонов раз, но сейчас я признаюсь тому, кто принял твой облик. Я боюсь. Боюсь, что больше никогда тебя не увижу…», — но ведьма изо всех сил старается заткнуть орущее сердце, чтобы то не нарушило идеально-выверенного поведения.

— Ты прав, — Эсфирь дёргает уголками губ, принимая условия игры.

Генерал Узурпаторов, с глупых заверений Кристайн, утопал во лжи. Он не знал ничего. Не знал, что взгляд ненависти Видара синонимичен самой страстной греховной любви. Не знал, что на демоновом балконе Видар пил ради неё вино. Не знал, что он поступился собственной гордостью ради неё.

И, кто бы мог подумать, что позиция Видара — «иметь выгоду со всего, что движется и не движется», так сыграет на руку. Генерал Узурпаторов искренне верил, что ведьма выгодна Кровавому Королю, ни больше, ни меньше.

Но никто, включая ведьму, не мог даже подумать, что выгода эта исходила не от разума. От души. Эсфирь нужна его душе.

В разноцветных глазах сверкает бесовской огонёк. Она так долго дурила всех вокруг, что сама же не поняла, как тоже провернул король.

Он любил её. Пусть во многом его действия диктовались родственной связью, пусть он старался бежать от проявления чувств так далеко, как мог, пусть он совершал от этого ошибку за ошибкой, но… Онлюбил. Знал, что она чувствует себя чужой и старался подарить частичку дома. Разрешил присутствие братьев при дворе. Закрывал глаза на многие выходки. Всегда появлялся в те моменты, когда ей было плохо и встряхивал её, а в некоторых случаях — заступался.

Нет, Эсфирь ни в коем случае не оправдывала этими крупицами ворох остальных ошибок и отношения к ней. Пусть и от не знания, но он провоцировал и подставлял её каждый демонов раз: ненависть двора, предвзятое отношение, пытки — всё это вряд ли когда-либо канет в Вечность и посмертие. Но, возможно, если Судьба даст им шанс, они смогут распутать клубок из недосказанности, недопонимания и ненависти. И,может быть, поймут, как двигаться дальше, не причиняя друг другу адской боли.

— А потому, милая, не рыпайся. Тыразрушишьсвязь, ослабишь своего расчудесного короля, напитаешь сердце первородным грехом, откроешь нам, где оно находится и, в целом, будешь самой милой ведьмой на свете.

Генерал оставляет мягкий поцелуй на фарфоровой щеке.

Эсфирь дёргает бровью, растягивая губы в ядовитой улыбке, но внутренности трепыхались как мотыльки с обожжёнными крыльями на земле. Если несколько дней в подряд Видар с пеной у рта доказывал, что её старший брат послужил приманкой для ведьмы, то сейчас сама ведьма оказалось приманкой для Видара.

Эсфирь подавляет желание резко поднять глаза. Осознание того, что они любили друг друга — щиплет под веками. Порвав связь, она причинит обоим невыносимую боль, но… не ослабит его, не посягнёт на силу. Почему-то она в этом уверенна.

— Может, уже явишь себя? Жуть, как интересна внешность гостя моей свадьбы, что не купился на любовный спектакль.