Дина Лоуэм - Утоли мою печаль
Все эти годы он совсем не думал, что женщины тоже приносят с войны собственные кошмары.
Майкл вздохнул. Надо было быть сообразительней. Хотя бы немного.
– Я все понял, дружище. Что мне теперь делать?
– Ты же говорил, что тебе нужна женщина?
– Не пойму, с чего все началось. Так что же мне все-таки делать?
– Действуй так же, как если бы встретился с кем-то из ребят. Побудь там, пока я не сумею тебе помочь.
Майкл подумал об обязанностях, ждавших его дома, о дочери, которая беспокоилась, не имея от него вестей со вчерашнего дня. Затем вспомнил, как Мэдж сжимала в руках свою кружку в этой сверкающей белизной кухне – инстинктивный жест человека, которому больше не обо что согреться, когда ему холодно. А в Корее было холодно. Очень холодно.
Он, наконец, подумал о печали, которую распознал в глубине ее глаз. Энди назвал бы это «неприкосновенная меланхолия». Как если бы Мэдж была обязана после войны носить, не снимая, военную форму.
– Майкл!
– Да, я понимаю. Мне бы хотелось только быть чуточку сообразительнее. Я боюсь ей навредить, Энди. Ей и так сейчас досталось, и все из-за меня. Может быть, взять и…
– Нет, нет. Забудь об этом!
– Но с ней было все в порядке. Она крепко стояла на ногах, понимаешь? Дети, карьера. Черт возьми, у нее даже собственное дело! И я уехал, а когда через два дня вернулся, она вдруг вся провалилась в прошлое.
– Не было бы тебя, нашелся бы кто-нибудь другой. Ей повезло, что именно ты оказался там, чтобы подхватить ее, когда она проваливалась.
– Хотел бы я быть в этом уверен, Энди…
– Я уверен. ПСС – не та штука, которая вдруг проходит, приятель. Ты это знаешь. Это – большой, грязный крот, который роется под землей и выскакивает в самый неподходящий момент. Ты его видел, и я видел. Мы можем помочь ей. Надо только найти кого-нибудь с тем же опытом, что у нее.
– Насколько я выяснил, она была в девяносто первом эвакогоспитале с 50-го по 51-й. Найдешь кого-нибудь из того времени?
– Постараюсь. А пока особенно не натягивай вожжи. Все будет хорошо.
– Да, ты прав. Все будет хорошо.
Майкл думал о хрупком равновесии, в котором находилась Мэдж, о детях, которых она защищала от своих демонов, и молился, чтобы Энди оказался прав. Потому что ПСС – это не крот. Это чудовище.
Мэдж не хотела расстраиваться.
– Это не самое страшное, Надин, – сказала она.
Крупная черная женщина, стоявшая перед ней, подбоченилась, ее глаза сверкнули.
– Ты же не хочешь, чтобы ее уволили, не так ли?
Мэдж отвернулась. Надо, пожалуй, принять аспирин.
– Не я решаю, – ответила она. – Я только обязана уведомить босса, когда она завтра выйдет на работу. А пока, если Барбара снова решит остаться дома без объяснений, я смогу помочь ей, взяв ее пациентов.
– У тебя уже есть два своих, – возразила Надин.
Мэдж проглотила таблетку и запила ее холодным кофе.
– А у тебя – три. Но это не повод подставлять коллегу.
Надин направилась было к выходу, но вдруг остановилась.
– Мэдж, – сказала она, понизив голос, чтобы ее не услышали коллеги, толпящиеся в загруженном отделении интенсивной терапии, – ты в порядке?
Мэдж лишь вздохнула и вымученно улыбнулась подруге.
– Я просто устала. Ресторан очень утомляет.
Надин была явно недовольна.
– Скоро ты отсюда уволишься?
– Мечтаешь от меня избавиться?
– Мечтаю, чтобы ты перестала выглядеть все время чертовски усталой и бледной.
Мэдж скорчила гримаску.
– И утратить все это? Не дури. Я родилась для страданий.
Надин закатила свои выразительные глаза.
– Видит Бог, мы в этом не виноваты.
– Точно. А теперь, если память мне не изменяет, у нас остались гости, которых еще не представили.
Надин поняла намек и пошла к своим пациентам, Мэдж сняла трубку телефона.
– Алло, Марианна? Это Мэдж. У нас сегодня не пришла одна из сестер, а пациентов полно. Можно одолжить кого-нибудь из хирургии?
В трубке послышался вздох.
– Ты отлично знаешь правила, – сказала Марианна Паркинсон, инспектор по кадрам. – Если вам нужна экстренная помощь, надо подать заявку до семи утра.
Мэдж тихонько выругалась, отвернувшись, чтобы никто не заметил, как она вспыхнула.
– Я до семи тридцати не знала, что она не придет.
– Это не мои проблемы, – отрезала инспекторша. – У меня на руках двадцать девять отделений. Ты прекрасно понимаешь, какой наступит хаос, если мы не будем твердо соблюдать правила.
Мэдж зажмурилась. У нее вдруг перехватило дыхание от внезапной слепой ярости. «Спокойно, – скомандовала она себе. – Не будешь спокойной, вообще ничего не сделаешь». Тем не менее голос у нее дрогнул:
– Но я знаю, что хирургия не загружена, Марианна. Мы же просим всего лишь сиделку, не хирурга.
– Нет, Мэдж. Станешь инспектором – будешь сама решать такие проблемы, тогда поймешь, что это такое.
Трубка запульсировала короткими гудками, заставив Мэдж застонать от бессильной ярости. Повернувшись к стене, она разразилась потоком ругательств, каких от нее никогда еще не слышали. Мэдж обрушилась на всех этих безмозглых, бесхребетных инспекторов, которые принимают идиотские решения, рискуя жизнью больных.
– Мэдж, детка, что-то не так? – Это была Надин.
Мэдж услышала в ее голосе тревогу и постаралась взять себя в руки. Ей не сразу это удалось. Она чуть было снова не выругалась, но все же сдержалась. Повесила трубку и улыбнулась, ощущая жгучее желание пойти вцепиться в горло Марианне Паркинсон.
Давно она не испытывала такого желания.
– Сделай милость, – обратилась Мэдж к коллеге, – скажи Терезе, пусть останется сверхурочно еще ненадолго. Я все устрою. Пойду в хирургию и попрошу у них сиделку. Пойду, да, пойду…
Чтобы не сорваться, ей нужно было срочно сменить обстановку, глотнуть свежего воздуха.
Надин не поняла, но ласково похлопала Мэдж по плечу и проводила до дверей.
– Действуй, милая. Все будет хорошо.
Мэдж хотелось поблагодарить ее. Хотелось уронить голову на плечо подруги и всхлипнуть. Но она только кивнула и молча вышла из отделения на негнущихся ногах. Игнорируя приветствия коллег, прошла через холл и вошла в лифт. Спустившись в вестибюль, она почти побежала.
Солнце уже взошло. Мэдж видела его сквозь высокие стеклянные двери, ощущала тепло ласковых лучей. Она вышла наружу и вдруг почувствовала, что дальше не может ступить ни шагу. Сердце, бешено заколотилось, ладони вспотели.
Мэдж очень испугалась. Ей стало страшно от мысли, что она может сейчас рухнуть прямо здесь, на работе, где некуда спрятаться. Она боялась сказать кому-нибудь об этом, боялась уйти домой и боялась оставаться здесь, где коллеги могли заметить ее внезапную слабость.
