Дина Лоуэм - Утоли мою печаль
Мэдж было хорошо в этой комнате, где все говорило о прочном домашнем счастье, располагало к созерцательности и отдыху. Она чувствовала себя здесь спокойно и уверенно. Вот почему она привела сюда Джесс, чтобы задать ей несколько важных вопросов.
– Чего ты добиваешься, юная леди? – тихо спросила она, от всего сердца надеясь, что вопрос не прозвучал как обвинение.
Но Джесс так его и восприняла.
– Ты с ума сошла?! – воскликнула она, опустившись на кушетку и встряхнув гривой рыжих волос.
Мэдж уселась в кресло и внимательно поглядела на дочь.
– Нет, дитя мое. Я не сошла с ума. Я… я смущена. Это на тебя не похоже.
Джесс неожиданно расплакалась.
– Я не сделала ничего плохого!
Как ни странно, эти внезапные слезы дочери принесли Мэдж облегчение, она даже обнаружила, что способна улыбаться.
– Ах, милая, я ни о чем таком и не беспокоюсь. Тем более что здесь Персик. Мне только… только хотелось бы знать, почему ты уже второй раз приглашаешь к нам в дом этого человека, забыв спросить на то разрешение. Тебе не кажется, что это несколько необычно?
Джесс напряглась. Мэдж видела внутреннюю борьбу и сама страдала. Господи, как бы ей хотелось взять дочь на руки и утешить. Было невыносимо смотреть, как ее дитя мучается.
– Я думала… я думала, что ты, может быть, будешь счастлива, – сказала Джесс, сжимая руки.
– Почему? Ты решила, что мне нужен мужчина? – Мэдж попыталась усмехнуться, покачав головой. – Но я сама в состоянии об этом позаботиться!
– Ах, это не то, – упорствовала Джесс. – Ты с ним можешь… поговорить обо всем, что тебя волнует.
Мэдж ожидала большего, но Джесс, похоже, высказалась искренне.
– Я и с тобой могу поговорить!
– Но не о взрослых. Не о… о гостинице и персонале. Персик ничего не понимает, а мы еще дети, и я думала, что он сумеет нам помочь и у тебя будет кто-то… ну, понимаешь, твоего возраста и…
– Эй, тигренок, уймись. Ценю твои старания, но мне никто больше не нужен. Я с удовольствием буду говорить с вами и с Персиком. И не забудь, что есть Би, и Марисса, и Надин…
Джесс забеспокоилась.
– Так ты, значит, хочешь его выгнать?
– Ну, зачем же. Думаю, что мы вполне можем попросить его наладить нам водопровод во время отпуска, как ты считаешь?
Джесс чуть не свалилась с кушетки.
– Он сказал, что ему нравится Вирджиния! И он подумывает, не привезти ли сюда свою дочь, ее зовут Джина, и он сказал, что я ему ее немного напоминаю! А я сказала, что она сможет остановиться у меня, в моей комнате есть лишняя кровать и я, правда…
– Ну, об этом мы поговорим позже, – перебила ее мать. – Вот все, что я могу обещать.
– Надеюсь, что это будет хорошо для тебя, – выпалила Джесс.
Сердце Мэдж оборвалось.
– Что ты имеешь в виду?
Дочь вспыхнула. Смутилась. Взглянула ей в лицо так, как Мэдж в ее возрасте еще не умела смотреть.
– Он готовит, мама. Не забудь об этом.
– Персик тоже готовит.
– Персик печет оладьи и пирожки… А ты пробовала чесночный соус Майкла?
– Мистера Джордана!
– Хорошо, ты пробовала чесночный соус мистера Джордана? О, мама, пожалуйста. Я научусь делать его, и мы сможем есть спагетти, когда захотим!
Мэдж засмеялась.
– Посмотрим, – сказала она и встала на ноги.
Но тут же почувствовала такую слабость, что чуть не упала.
– Поди сюда, – позвала она Джесс.
Дочь подошла, и она сделала то, что ей хотелось сделать с момента прихода домой. Она обняла это хрупкое тельце и прижала его к своему сердцу. Она вдыхала аромат свежевымытых волос, чувствовала нетронутую нежность кожи и думала о тех далеких мгновениях счастья, когда держала на руках Джесс-младенца. Тогда она сформировала свое кредо. Пока мои дети в порядке, я тоже буду в порядке. И все эти годы так и было.
– Спасибо, милая, – сказала она с чувством. – Ты ужасно разумная девочка.
– А я что говорила! – И лукавые искорки вспыхнули в глазах.
О, этот птенец уже готовится вылететь из гнезда, правда, еще колеблясь между свободой и безопасностью. Между соблазнами большого мира и теплом материнских объятий. Но Мэдж так не хотелось отпускать своих детей! Ведь в них был весь смысл ее жизни.
– Все будет хорошо, – произнесла она, обращаясь больше к себе, чем к дочери. – Обещаю. Как будто этого было достаточно.
Майкл стоял посреди сверкающей белизной кухни, помешивал булькающий соус и терялся в догадках. На что он мог надеяться? Каждый раз, когда она входила в комнату, его неудержимо тянуло к этой женщине. Ему хотелось подойти и спрятать лицо в ее душистых волосах. Увидеть на ее губах улыбку, предназначенную именно ему. Услышать ее смех. Стереть с ее лица печаль.
Но Майкл не был уверен в своих силах. Иногда ему начинало казаться, что она сейчас вооружится поварешкой и вышвырнет его из дома. Он не знал, как надо действовать. Что бы ни говорил Энди, но он не был тем человеком, который мог бы «подцепить» эту женщину, и уж меньше всего на свете ему хотелось причинить ей хоть малейший вред.
И тут вошла она.
«Прежде всего, надо не забывать дышать, – сказал себе Майкл. – Все остальное само собой образуется».
– Нам с вами надо поговорить, – сказала Мэдж.
Он даже не удивился. Но, вдыхая аромат ее волос, почувствовал, что сердце забилось сильнее, а ладони вспотели. Страх. Притяжение. Трепет, которого не чувствовал с тех пор, как впервые взял в руки автомат.
– Я знаю.
Она стояла в дверях гостиной, бледная и суровая. Майкл с трудом удержался от того, чтобы не подойти и не обнять ее.
– Я сегодня прошелся по магазинам, – вежливо сказал он. – Можно предложить вам пива?
Мэдж неожиданно улыбнулась, и от былой суровости на ее лице не осталось и следа.
– Пожалуй, да, – выдохнула она.
Майкл достал из холодильника две банки.
– А где наш замечательный посредник?
– Переживает стратегическое отступление.
– Никогда не говорите «отступление», – посоветовал он, вскрывая банку и с удовольствием слыша характерное шипение. – Гораздо лучше звучит «перегруппировка».
Мэдж покачала головой.
– Чья это была идея?
– Мы с вашей дочерью отлично спелись. Идея принадлежит ей, а я уже продумал детали.
– Ох, уж эти мне заговорщики!
– Она замечательная девочка. Вы можете ею гордиться.
Мэдж ощетинилась.
– Я горжусь. Но есть определенные границы ответственности, например, кому разрешается приглашать мужчин в дом на неделю-другую.
– Но это не совсем…
– Мне не нужно, чтобы кто-то держал меня за руку. Я не желаю, чтобы кто-то наблюдал за мной, как стервятник, готовый обглодать мои психологические кости.
Она, должно быть, осознала, что перешла на повышенный тон, и внезапно умолкла. Сверкнула глазами. Отпила добрый глоток пива, что совсем не вязалось с ее праведным пуританским гневом.
