Эльза Вернер - Высшая точка зрения
Слезы Фриделя тотчас же высохли, его глаза засверкали и, задыхаясь от радостного волнения, он проговорил:
– И я тоже?
– Конечно. Барышня Дора будет очень недовольна, если я не привезу тебя с собой. Только изволь раньше поздороветь. Понял? Такую дохлятину, как ты теперь, я не желаю брать с собой. Изволь сделаться толстым и краснощеким, чтобы мне не ударить с тобой в грязь! Иначе берегись!
– Я постараюсь изо всех сил, – чистосердечно заявил мальчик.
– Всякий бы рад… – проворчал профессор, но не договорил своей мысли.
Он, вероятно, думал, что Фриделю, во всяком случае, легче стать толстым и краснощеким, чем ему принять „человеческий“ вид.
IV.
Профессор Гервиг нетерпеливо сердито расхаживал по кабинету своей квартиры в Гейдельберге. От времени до времени он бросал взгляд на часы и затем снова подходил к окну, выходившему на улицу.
Поезд уже пришел много времени тому назад, и путешественники, прибывшие с ним, давно были в городе, но к дому профессора все еще никто не подъезжал.
Ожидали профессора Норманна, который принял предложение гейдельбергского университета и сегодня должен был приехать. Он приезжал пока лишь на несколько дней, чтобы подготовить все к предстоящему переезду, и Гервиг предложил профессору остановиться у него, на что тот с удовольствием согласился.
Часы пробили двенадцать, прошел уже целый час со времени прихода поезда. Оставалось только предположить, что Норманн опоздал на него. Гервиг решил, что, вероятно, в течение дня будет получено от него известие, а теперь его уже больше нечего ждать, и, слегка раздраженный такой неаккуратностью коллеги, вышел из комнаты, чтобы сообщить находившейся в саду дочери, что гость сегод ня не приедет .
Стояли первые весенние дни, деревья были в полном цвету. Взоры Гервига с наслаждением скользили вокруг, и он с тихой радостью любовался чудным видом на Неккара, открывавшимся из его сада. Он не понимал, как можно оставаться равнодушным к таким чудным картинам природы, подобно коллеге Норманну. Да, этот чудак доставит ему еще немало хлопот: его резкость и грубость, вероятно, не понравятся многим в университете. Вряд ли он изменится, если будет продолжать свою отшельническую жизнь и упорно сторониться общества.
– Надо будет еще хорошенько поговорить с ним, – вполголоса произнес Гервиг, – хотя вряд ли это поможет…
Он вдруг остановился и замер в ужасе от той картины, которая представилась его глазам. На небольшом, обвитом зеленью, балкончике стояла его дочь, а возле нее – пропавший коллега; он, обняв молодую девушку, целовал и снова целовал ее розовые щечки, а Дора нисколько не противилась этому. Оба так были поглощены этим занятием, что совершенно не заметили приближения Гервига.
Тот же от ужаса превратился в соляной столб, и к нему только через несколько минут вернулся дар слова.
– Помилуйте, Дора… коллега, – воскликнул он.
Целовавшиеся отскочили в разны е стороны; Дора была в полном смущении, но Норманн бросился к Гервигу с самыми бурными объятиями.
– Коллега! Тестюшка! Вот и я! Представляюсь вам в качестве зятя!
Если бы новоиспеченный зять свалился с неба прямо на голову Гервига, то последний, вероятно, не имел бы более испуганного и озадаченного вида, чем при этом заявлении. Когда же Дора тоже подбежала к нему и спрятала свою головку у него на груди, он с совершенным отчаянием воскликнул:
– Помилуй, дитя мое, что все это означает? Неужели ты действительно…
– Да, да, она согласна, коллега! – торжествующе прервал его Норманн. – Она согласна на самом деле! Вы этого не понимаете? И я тоже! Но она будет моей во что бы то ни стало!
– Да, папа, тебе уже придется и благословить нас, – со счастливой улыбкой произнесла Дора. – Юлий пришел пешком с вокзала и увидел меня, в саду… и тут… тут он прежде всего пришел ко мне!…
Гервиг был еще слишком поражен, чтобы разыгрывать роль благословляющего отца. Он скорее мог ожидать светопреставления, чем такой помолвки! Его веселая, живая Дора и этот резкий, недоступный человек, чуждый всякой жизнерадостности… нет, это было невозможно. Норманн, вероятно, прочитал все эти мысли по лицу Гервига, и добродушным, шутливым тоном проговорил:
– У вас такой вид, как будто вы с удовольствием открестились бы от такого зятя, как я. Впрочем, я вас вполне понимаю; я ведь ужасно неотесанный парень. Но это сгладится, уверяю вас, как только Дора будет моей женой… посмотрите-ка!
Он провел обеими руками по волосам. „Первобытная грива“ исчезла. Для ее укрощения надо было применять ежедневно целую банку помады, а потому профессор решил пожертвовать этим украшением. С короткими волосами и счастливым выражением раньше столь свирепого лица он казался лет на десять моложе.
– Начало очень многообещающее, – лукаво заявила Дора. – Но в ближайшем будущем вам предстоит самое главное испытание, профессор. В качестве жениха и невесты нам придется делать визиты чуть ли не целому городу.
Сияющее лицо Норманна вытянулось, и он робко произнес:
– Визиты? Разве это необходимо, Дора?
– Да, Юлий, необходимо, – заявила Дора с решительностью невесты, собирающейся захватить в свои руки бразды правления будущего супружества.
Будущий супруг покорно сложил руки и печально произнес:
– Если никак нельзя иначе, то… с Божьей помощью!
Это было, во всяком случае, большое самопожертвование, и оно произвело должное впечатление и на Гервига.
Он посмотрел в умоляющие глаза своей дочери и, протянув руки, воскликнул:
– Мне, по-видимому, тоже не остается ничего другого, как сказать: „Если нельзя никак иначе, то… да благословит вас Бог!“
– Куда же пропал этот Фридель? – воскликнул Норманн, когда церемониал всеобщих объятий был окончен. – Я его отослал, потому что его присутствие при моем разговоре с Дорой было совершенно лишним. Фридель, где ты?
Фридель тотчас же вынырнул из-за кустов в другом конце сада. Он уже успел поздороваться с Дорой, прежде чем оказаться „совершенно лишним“, и теперь подошел к Гервигу, с изумлением смотревшему на него. Правда, Фридель только наполовину исполнил данный ему Норманнов приказ и толстым не стал, но, тем не менее, „слабое, хилое растеньице“ поразительно быстро превратилось в цветущего здорового мальчика.
– Поди сюда, Фридель! Я ведь еще хорошенько не поговорила с тобой, – сказала Дора. – Ну, что ты поделывал зимой? Хорошо ли ты чистил сапоги?
Она бросила задорный взгляд на жениха, но тот сделал вид, что ничего не слышал.
– Я рисовал! – с горящими глазами воскликнул Фридель. – Господин профессор взял другого мальчика чистить сапоги.
