Елена Арсеньева - Дамы плаща и кинжала (новеллы)
— Похоже, вы переоценили прочность засовов! — вскрикнула она и, отшвырнув скомканный шедевр Крукшенка, сунула ноги в туфельки, схватила с кресла небрежно брошенные шляпку, перчатки и шаль, кинулась к двери черного хода, даже не простившись со своим голым «Геркулесом», потому что на парадной лестнице уже слышались шаги обуянной ревностью и страстью фурии. Дверь захлопнулась за Дороти как раз в то мгновение, когда послышался торжествующий вопль леди Лэм, обнаружившей вожделенную добычу в виде, вполне готовом к употреблению.
Дороти, подбирая подол как можно выше, чтобы не запутаться в нем и не свалиться с очень крутых ступенек (господи помилуй!), спустилась к двери, открыла хитрый засовчик, выскочила в проулок и со всех ног, огибая собравшуюся толпу, понеслась прочь от опасного дома, зная, что уже никогда не вернется в него, к своему «Геркулесу». Все, что хотела, она от него уже получила: пылкие объятия, необходимую информацию, острые ощущения. Больше рисковать не для чего, а значит, незачем.
Дороти на ходу надела шляпку, набросила шаль, натянула перчатки и умерила прыть. Надо отдышаться. Вовсе незачем появиться дома взмыленной, словно лошадь. Муж наверняка спит, однако чем черт не шутит…
Проскользнув через маленькую калитку в садовой ограде, Дороти добежала до черного хода своего дома (такая, знать, судьба выдалась ей нынче, пользоваться только черным ходом!), на цыпочках проскользнула мимо комнат прислуги и прокралась в холл. Слава богу, пусто. Теперь тихонечко наверх, в спальню…
— Что-то вы запозднились, Дашенька! — послышался в это мгновение мужской голос, и на пороге библиотеки, смежной с холлом, появилась высокая мужская фигура в шлафроке.
Итак, черт продолжал шутить!
— Опять играли в l’espionne?[70] — спросил мужчина с улыбочкой.
Ого, значит, нынче шутит не только черт, а также и всегда чрезмерно серьезный супруг Дороти? Ну, с его шутками она управится запросто, небось не впервой. Только следует помнить, что лучший способ обороны — наступление.
— Вы не поверите, Кристофер, — жарко воскликнула она, называя мужа на английский манер, хотя вообще-то его звали Христофор, граф Христофор Андреевич Ливен, — вы не поверите, когда я скажу вам, где я сейчас была и что делала! Ни за что не поверите! Потому что я довольно тесно общалась… Угадайте, с кем?!
— Ах, загадки вы лучше загадайте Павлу и Александру, которые не спят, дожидаясь своей припозднившейся маменьки! — проворчал супруг. — Так с кем вы там общались?
— С леди Лэм! С леди Кэролайн Лэм! И теперь совершенно точно могу дать вам великолепный компрометирующий материал на жену лорда Мельбурна, которая до сих пор является любовницей лорда Байрона и не скрывает этого. Очень можно ожидать, что Мельбурн повторит свое требование развода. А учитывая те сведения о его матери, которые я получила позавчера от сэра Чарльза Грея… Помните, я вам говорила? — протараторила она как бы в скобках.
Граф Ливен ничего подобного не помнил, да и не мог помнить, ибо этого не было, однако он порою страдал забывчивостью, тщательно скрывал сие, а поэтому сейчас счел за благо кивнуть.
— Словом, сударь, когда уезжает курьер в Россию? — продолжала частить Дороти. — Завтра поутру? Тогда давайте я вам все быстро расскажу, чтобы вы успели составить донесение графу Нессельроде.
— Ах, но я занят, — чуть ли не с испугом сказал граф. — Мне еще нужно прочесть три номера «Таймс», чтобы сообщить Нессельроде последние новости о военных планах Веллингтона![71] Вам придется самой написать донесение.
Дороти даже вздрогнула от радости. Именно на это она и надеялась еще там, в постели «служителя муз Б.», поэта Джорджа Гордона Байрона, когда сочиняла свое письмо «дорогому другу», под которым разумелся граф Нессельроде, ведавший иностранными сношениями России. Составлять донесения, шифровать их столь же увлекательно, как и добывать информацию, особенно таким неформальным способом. Пожалуй, муж прав: для нее игра в l’espionne — самая лучшая игра на свете! Так щекочет нервы! Куда там бриджу или крокету!
Торопливо чмокнув великодушного супруга в щеку, Дороти понеслась вверх по лестнице, как вдруг полуобернулась:
— Кстати, Кристофер, не тратьте время на поиски в «Таймсе» военных планов Веллингтона! Больше вы их там не найдете.
— Это еще почему? — озадачился граф Ливен.
— Да потому, что герцог Веллингтон еще в марте написал в одном из своих секретных донесений: «Вполне можно сообщать разведывательную информацию через газеты. Более того, содержание всех газет — это разведывательные данные для неприятеля, на основании которых, как мне известно, он строит планы своих операций». Герцог настоял на том, чтобы его донесения в Лондон не публиковались в печати, так как они содержат важные для врага сведения.
— Ради бога! — пробормотал ошарашенный граф Ливен, глядя вслед точеным ножкам жены, мелькающим уже на верхних ступенькам лестницы. — Откуда вам сие известно?!
— Из газеты «Таймс»! — донесся смешок Дороти. А вслед за этим хлопнула дверь ее будуара — и стало тихо.
Пожав плечами, граф вернулся в библиотеку и сел, вольно вытянувшись в покойном кресле у камина. Если Дашенька сказала, что газеты можно не читать, он и не станет. Причем с превеликим удовольствием! И с еще большим удовольствием не станет тратить время на очередное донесение Нессельроде. Дашенька сделает все гораздо лучше. Все-таки русскому посланнику в Лондоне, графу Христофору Андреевичу Ливену, чертовски повезло с женой. Дарья Христофоровна Ливен, урожденная Бенкендорф, — истинное сокровище. Сейчас даже смешно подумать, что раньше он отчаянно не хотел на ней жениться, и кабы не маменька…
* * *
— Послушайте, мой дорогой мальчик, вам придется смириться. Дашенька Бенкендорф — прелестное создание, а главное, к ней весьма благоволит императрица. Вы ведь знаете, что покойная матушка Дашеньки, Мари Бенкендорф, урожденная баронесса Шиллинг фон Канштадт, была задушевной подругой ее величества Марии Федоровны, и императрица поклялась, что после ее смерти не оставит Дашеньку. Так оно и вышло. Великодушная государыня отдала сироту в Смольный институт, потом взяла под свое попечительство, определила во фрейлины и вот теперь решила выдать замуж. Выбор императрицы пал на вас, и я вижу в этом великую честь!
Голос графини Шарлотты фон Ливен, статс-дамы императрицы Марии Федоровны и бессменной воспитательницы всех ее сыновей, молитвенно дрогнул. Все, что исходило от царствующей фамилии, было для нее священно, воля императора и его супруги — непререкаема, и ежели бы государыня решила дать ее в жены даже сыну мадам Шевалье,[72] Шарлотта фон Ливен, наверное, смирилась бы и с этим. Однако Дашенька Бенкендорф — совсем даже не худший вариант! Она из прекрасной семьи, ее отец — военный губернатор Риги, ее брат Саша[73] дружен с великими князьями Александром и Константином. Сама Дашенька очень мила… немного худа, конечно, однако у нее дивные темно-серые глазки, свежие вишневые губки, чудесные белокурые локоны и воистину лебединая шея. Барышня неглупа, хорошо образованна. Что еще нужно Христофору?!
