Мэри Берчелл - Такова любовь
Гвинет предпочла не встречаться с матерью взглядом. Если бы только они знали! Если бы только знали!
Наконец-то все закончилось. Последние пожелания были получены, слова расставания сказаны, и они с Ваном остались одни в машине на пути в Лондон. На следующее утро им предстояло вылететь в Швейцарию и провести там медовый месяц. Правда, Ван мог позволить себе всего лишь десять дней, но тут уж ничего не поделаешь — таковы суровые законы бизнеса.
Буря утихла, и воздух был свеж и прозрачен. Деревья тихо склонились, листочки перешептывались друг с другом, изумрудная трава шелестела под легким дуновением освежающего бриза. На ветках щебетали птицы, и какой-то неосторожный кролик выбежал на обочину.
— Как же здорово, Ван! — воскликнула Гвинет.
— Имеешь в виду, что все позади?
— Ну и это тоже. Вообще-то я имела в виду, как хорошо остаться вдвоем в такой славный тихий вечер.
— Всегда хорошо побыть вдвоем, — заверил Ван молодую жену.
— Да, конечно. — Гвинет откинулась на сиденье и сняла шляпу. Ветер тут же подхватил и растрепал ее шикарные сверкающие локоны. — Ты нервничал?
— На венчании? Нет, нисколечко. И ты тоже, так ведь?
— Да, — засмеялась Гвинет. — Мы совсем не походили на настоящих молодоженов. Я должна была, заикаясь, произнести свою клятву, а ты вспотеть и возиться с кольцом.
— Фу, какая гадость, ты так не думаешь? Рад, что ты у меня такая — никогда не теряешь самообладания. За это я и люблю тебя.
— А знаешь, я не всегда была такой. Ну, холодной и сдержанной. В семнадцать я была необычайно простодушной и доверчивой.
— Думаю, в семнадцать мы все были такими.
— И даже ты?
Ван по-настоящему развеселился:
— Гвинет, дорогая, неужели ты можешь представить меня простодушным и доверчивым?
— С трудом, — признала она. — А в детстве?
— Даже в детстве я был самодостаточным маленьким зверьком. Наверное, это удел всех единственных, избалованных вниманием детей.
— Я тоже единственный ребенок, но я всегда ужасно зависела от мнения других людей и ждала их одобрения.
— И что же так изменило тебя?
У Гвинет перехватило дыхание при мысли о том, что изменило ее.
— Наверное… я просто выросла. — Голос ее прозвучал настолько странно и незнакомо, что она даже покосилась на Вана, чтобы понять, не заподозрил ли тот чего-нибудь.
— Это означает, что ты пережила нечто такое, о чем лучше не вспоминать?
— Ван! — выдохнула она. — Почему ты так считаешь?
— По тому, как ты это сказала. И потом, немного психологии, моя дорогая. Кроме того, я всегда это знал.
— Знал? Всегда?
— С самой первой нашей встречи.
— Это просто невероятно!
— Ну почему же? Помню, как впервые увидел тебя. Ты говорила с юным Кортни, или, лучше сказать, он говорил с тобой, пытался обольстить. Ты была вежлива, мило улыбалась в ответ, но его речи ничуть не тронули тебя. Все усилия бедолаги пошли прахом. Ты, наверное, думала: «Я уже слышала нечто подобное, но слова эти пусты». И тогда я понял, что если хочу завоевать тебя, то должен предложить нечто иное. Романтический бред не для таких, как ты. Тебе нужна надежность и защита.
— Хочешь сказать, что решил завоевать меня, как только увидел? Ну или взять за себя, назови, как хочешь.
— Я назвал бы это «взять за себя», в таких вещах я старомоден, — сдержанно улыбнулся Ван, и Гвинет подумала, как очаровательна его улыбка. — Поначалу я ужасно испугался. Подумал, что ты уже замужем, причем несчастливо, отсюда такое равнодушие к стараниям Кортни.
Повисло молчание, но Гвинет не могла оставить подобную фразу без комментария и заставила себя произнести:
— И что ты подумал, когда узнал, что я не замужем?
— Что ты должна выйти за меня.
— Да, но я не об этом. Я имела в виду, что ты подумал насчет моего поведения.
— Не говори ни «да», ни «нет», Гвен, дорогая. Но я считаю, что какой-то негодяй заставил тебя влюбиться в него в те дни, когда ты была — как ты там выразилась? — простодушной и доверчивой, а потом жестоко обманул и бросил тебя.
Так вот что он думает! Как невинно, даже тривиально, по сравнению с жестокой реальностью! Будто со стороны она услышала свой неестественный голос:
— Что-то вроде того. Но все кончено, очень давно.
— И теперь он ничего не значит для тебя?
— Значит?! Да что ты, Ван! Я и думать о нем забыла! — с жаром воскликнула Гвинет.
— Надеюсь, это больше не ранит тебя, дорогая, — с необычайной нежностью заметил Ван.
— Ничто не ранит меня, когда ты рядом, — пролепетала она.
Из груди Вана вырвался тяжелый вздох, он остановил машину и обнял жену.
— Не думай об этом, Гвен. Забудь. Обещай мне — ради себя и ради меня.
— Обещаю, обещаю, — от всего сердца ответила Гвинет, и это оказалось более трогательным, чем клятва, произнесенная у алтаря.
Десять дней в Швейцарии пролетели как счастливый сон. Гвинет печально смотрела, как истекают последние минуты их идеального медового месяца, но уже в самолете она испытала неведомое ранее волнение и душевный трепет. Она возвращалась домой! И не в тот особняк, где она провела все свое детство и где даже в ее собственной комнате безошибочно угадывалась безупречная рука матери. Она ехала в свою собственную квартиру, выходившую окнами в парк. Сколько сил приложила она к тому, чтобы подобрать и продумать каждую мелочь! Ван полностью положился на нее в деле обстановки и устройства их быта. И вот теперь дом их был прекрасен и дорог сердцу. И когда горничная открыла им дверь, хладнокровная Гвинет не смогла сдержать счастливой улыбки и подумала: «Это мой дом, сердце моей новой чудесной жизни».
Сразу по приезде Ван снова попал в сети бесконечных деловых встреч и принялся разбирать накопившиеся за время отъезда дела. Гвинет почти не виделась с ним и даже начала грустить и подумывать, что так будет всегда. Но вот в конце недели, в середине дня, когда она уже по привычке села за стол в полном одиночестве, неожиданно появился Ван.
— Ты так рано сегодня, — улыбнулась она мужу.
— Да. — Он подошел, положил руки на спинку кресла и стал наблюдать за тем, как жена разливает чай.
— Выпьешь чашечку?
— Конечно. Ты такая милая, Гвен. Как здорово вырваться из ада дел, прийти домой и найти здесь тебя, холодную и прекрасную, словно китаянка за чайной церемонией.
Гвинет засмеялась в ответ, наклонилась и потерлась головой о его руку:
— Я так рада, что ты поспел к чаю. Я даже сказала бы, это чудо какое-то.
— Знаю. Знаю, что совсем забросил тебя, любовь моя, но, поверь, в этом нет моей вины. Обещаю, что все наладится. Спасибо, что понимаешь меня, милая. — Ван наклонился и поцеловал ее в щеку. Все это было настолько необычно и мило, что Гвинет захотелось запеть от счастья.
