Кэрол Дин - Голос любви
Блю готов уже был согласиться с продавцом, но тот опять повернулся к Симоне — решающим для него было явно мнение дамы, а не мнение мужчины. Она кивнула.
— Сюда, пожалуйста, сэр, — человек наконец заговорил с Блю.
Тот послушно последовал за ним в огромную примерочную. Оставшись с продавцом наедине, он сразу же обратился к нему:
— Как вас зовут?
— Коллинз, сэр.
— Вот что, Коллинз, давайте поговорим как мужчина с мужчиной. Покупаю я, а не леди. Если мне что-то не понравится — значит, я не беру, и точка. Понятно?
Коллинз нахмурился, но затем кивнул.
— Отлично, — оживился Блю. — Покажите-ка, что вы там написали?
Коллинз колебался, но клиент так пристально смотрел на него, что в конце концов он протянул ему свой список.
Блю быстро пробежал его глазами. Да что она, с ума сошла? Сколько же, по ее мнению, нужно мужчине одежды на три недели? Он протянул список обратно Коллинзу:
— Принесите половину этого. За час, я думаю, управимся. Фигура у меня стандартная, так что с размером проблем не будет.
Ни один мускул не дрогнул на лице Коллинза. Еще бы, ведь если ему удастся продать хотя бы половину всего того, что надиктовала ему леди, это уже можно будет считать большой удачей.
— Как скажете, сэр, — произнес он. — Снимите, пожалуйста, ваши… э-э… джинсы, и мы начнем, пожалуй, с вечернего костюма. Не возражаете?
— Ничуть. Кстати, Коллинз…
— Да, сэр?
— Счет, пожалуйста, принесите мне. — Блю ни в коем случае не хотел допускать, чтобы Симона Дукет платила за него. Он же ей не любовник, в конце концов!
— Хорошо, сэр.
Коллинз удалился. Блю посмотрел на часы.
Симона нервно ходила взад и вперед, почти поминутно глядя на часы. Уже почти час Коллинз, не теряя, однако, своей безупречной выдержки, сновал в примерочную и обратно с роскошными мужскими костюмами. Каждый раз, когда он направлялся туда, она обращалась к нему с одними и теми же словами:
— Коллинз, попросите, пожалуйста, мистера Блюделла выйти. Я хотела бы посмотреть, что покупаю.
— Хорошо, мисс Дукет, — отвечал Коллинз, но Блю так и не появлялся.
Наконец терпение Симоны лопнуло, и она послала Нэнса. Но и тот вышел обратно один. На его скуластом, широком лице играла улыбка, что было странно — Нэнс редко улыбался, во всяком случае, в присутствии Симоны.
— Ну? — спросила она.
Нэнс улыбнулся еще шире:
— Он не хочет выходить, мисс.
— Почему, черт побери?! — Нога Симоны против воли начала отбивать дробь по полу.
— Говорит, стесняется.
— Стесняется, тоже мне! — фыркнула Симона. — Нэнс, скажите этому шуту, чтобы выходил немедленно!
— Слушаюсь, мисс. — Нэнс снова направился в примерочную.
— Нет, подождите. Я сама позову его!
Она решительным шагом направилась к примерочной и отдернула тяжелую занавеску с такой силой, что чуть не оторвала ее.
Блю застегивал молнию на темно-малиновых шелковых брюках, которые смотрелись на нем потрясающе. Он остановился, оставив верхнюю пуговицу незастегнутой. Белая рубашка была также расстегнута, ноги босые. Внезапное вторжение Симоны, казалось, ничуть не смутило его, равно как и неизменно невозмутимого Коллинза. Они лишь внимательно посмотрели на нее: Коллинз с вежливо-вопросительной улыбкой, Блю с невинно-довольным видом. Оба молчали.
— Вы закончили? — произнесла Симона, едва удерживая гнев и в то же время стараясь не смотреть на широкую загорелую грудь Блю, видневшуюся в вороте расстегнутой рубашки.
— Вполне, — все так же невозмутимо заметил тот и фамильярно похлопал Коллинза по спине. — Этот парень — просто клад. Мы с ним тут за час успели подобрать мне такой гардероб, что ты, увидев меня в нем, закачаешься.
— Да? — с сарказмом произнесла она. — А я думала, мне так и не будет позволено на это посмотреть!
Он лукаво подмигнул ей:
— Не беспокойся, крошка. Ты еще успеешь увидеть меня во всем этом, а можно и без всего этого, если захочешь.
После этих слов даже вечно невозмутимый Коллинз покраснел и закашлялся.
— Выходите! — почти выкрикнула Симона и сама удивилась, каким чужим стал ее собственный голос.
Блю покорно вышел. Она резко повернулась к нему.
— Вы не гомик, — сказала Симона. Теперь она знала это безошибочно, и, как ни странно, где-то в глубине души ей это даже нравилось. К тому же этот странный незнакомый голос постепенно становился близким и привычным.
Блю улыбнулся и начал застегивать рубашку.
— Как вы вычислили? — спросил он.
— Немного дедукции, — мрачно ответила она.
— Поздравляю, мисс Дукет! — улыбнулся он. — Из вас вышел бы хороший сыщик! — Он расстегнул молнию и заправил рубашку в брюки.
— Вы должны были предупредить меня, — заявила она, отводя глаза в сторону и подумав вдруг о том, как глупо, должно быть, выглядит со стороны, вперив взгляд в почти незнакомого мужчину, невозмутимо застегивающего штаны прямо у нее перед носом.
— Я полагал, у вас был шанс это заметить, — произнес он.
Она непонимающе посмотрела на него.
— Значит, полотенце оказалось толще, чем я думал, — произнес он.
— Ничего не понимаю! Какое полотенце… — Она вдруг покраснела до корней волос.
Он усмехнулся и продолжал одеваться.
Симона молча смотрела, как он деловито застегнул верхнюю пуговицу брюк и начал продевать в них блестящий черный ремень. Блю опустил голову, и его длинные, выгоревшие на солнце волосы упали на лицо. Это почему-то напомнило Симоне о спящей ночной земле, о мягком лунном свете…
Блю поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза.
— Надеюсь, я не разочаровал тебя, крошка? — произнес он.
Глава 3
Симона смотрела на него, ругая себя за свой прошлый самоуверенный, но, как оказалось, ложный вывод. В самом деле, почему, собственно, из того, что Нолан — гомосексуалист, неизбежно должно следовать, что у его друга та же ориентация? Теперь Симона готова была дать голову на отсечение, что Блю — стопроцентный гетеросексуал. Ее собственная реакция на прикосновение его сильных, но нежных рук должна была безошибочно сказать ей об этом, но Симона так давно не испытывала подобных ощущений, что уже успела забыть…
И вдруг она почувствовала, как внутри поднимается глубокий женский инстинкт, который, как оказалось, не смогли убить ни неудачное замужество, ни годы одиночества… Но вместе с этим ее тут же обожгла новая мысль: Блю был воплощенной мечтой любой женщины. Джозефина не сможет не заметить этого. А какова будет ее реакция, догадаться несложно. Симона потерла лоб, словно пытаясь вернуться из хаотического мира эмоций в мир бизнеса, где правит бесстрастный расчет.
