Кристина Хемлетт - Сердцеед
Син Майкл печально кивнул, как бы испытывая чувство вины, но за что — Виктория никак не могла понять.
— Да, я знал о нем, — опустил он голову. — Я забрал его сразу же после того, как вы оставили его там для брата.
40
— О, вот и вы! — войдя в комнату, обратилась к нему невозмутимая Мэрсайн. — Мы разминулись? Или вам что-нибудь помешало?
Син Майкл на долю секунды опешил, но тут же на его лице появилась знаменитая нахальная ухмылка:
— Я забежал сюда, мадам, чтобы перехватить вас, но вы уже ушли!
Он взглянул на Викторию, как бы ища у нее поддержки. Виктория же просто остолбенела как от его наглости, так и от добровольного сделанного им неожиданного признания, и молчала. Но глаза ее говорили красноречивее любых слов.
— Ничего страшного! — отмахнулась Мэрсайн, бросившись с присущей ей эмоциональностью пожать руку Сину Майклу. — У Голливуда есть одно хорошее качество — он не может исчезнуть!
Едва за Сином Майклом закрылась дверь, актриса тряхнула головой: происшедшее ее почти позабавило.
— Ну и бездельник! Ведь он врет, правда? — сказала она таким тоном, словно обсуждала проделки неисправимого дитяти.
— Я, мама, начинаю думать, что ложь стала здесь образом жизни: ежедневно можно встретиться с обманом во всех его разновидностях — от семейной чести до простодушной самозащиты.
— Есть плохие новости? Ты выглядишь какой-то расстроенной…
— Новости, только запутывающие ситуацию. Я попросила его кое-что прояснить, но его ответ еще больше замутил воду.
Мэрсайн выслушала рассказ Виктории с хмурым выражением лица.
— Он поступил странно: пришел и сам все рассказал, — проговорила она. — Не послужит ли это основанием для обвинения его в убийстве?
— Вполне допустимо.
Когда Виктория раньше пыталась вычислить того, кто взял письмо из спальни Хантера, она прежде всего подозревала не Сина Майкла, а миссис Мэджин: с учетом ее склонности всюду совать свой нос, ее настороженного отношения ко всему происходящему в замке было вполне логично предположить, что верная долгу домоправительница тщательно следила за всеми дверями, особенно за ведущими в комнату Хантера.
Какая ирония судьбы, думала теперь Виктория, что пропавшее письмо с упоминанием Мэри оказалось, в конце концов, именно в кармане покойницы, хотя похитила его не она…
— Но что это значит? — спросила Мэрсайн, окончательно сбитая с толку поведением обитателей замка.
— Это значит, что я должна немедленно поговорить с Хантером.
Лицо Мэрсайн выразило смятение, поскольку она должна была сообщить дочери кое-что такое, чего Виктория услышать не хотела бы.
— Когда я спускалась вниз, мое сердечко, он выходил из замка. Мне показалось, что-то при этом говорилось о поездке вечером в Мэриленд.
«Должен же он когда-нибудь вернуться!» Виктория повторяла эти слова как молчаливое заклинание. Она сидела у камина в комнате Хантера, которую освещали оранжевые, переходящие в золото отблески только что зажженного ею огня в камине.
Поскольку миссис Причард не было на кухне, сегодня всем пришлось довольствоваться эрзац-обедом. Правда, после возвращения у поварихи было время сварить его для обитателей замка, однако она в слезах призналась Мэрсайн, что слишком разбита для этого.
— Не стоит даже пытаться, дорогая, — успокоила ее Мэрсайн. — Все мы достаточно взрослые люди, чтобы суметь открыть консервы.
Мэтти Причард в какой-то степени испытала удовлетворение от того, что поступает по совету самой Эландры Монако, и поднялась наверх в свою комнату. Насколько могла понять Мэрсайн, Ян не только вернулся из леса умиротворенным, но и провел ночь в конюшне, разговаривая со своими непарнокопытными друзьями.
— Мне он кажется достаточно безобидным, — заметила Мэрсайн. — Уверена, что Хантер знает кое-что, коль скоро говорит о невиновности этого парня.
Если бы это полностью соответствовало истине, думала Виктория, то список возможных убийц миссис Мэджин сократился бы. Уставившись неподвижным взглядом в огонь, Виктория еще раз мысленно пробежала по именам с учетом вновь открывшихся обстоятельств, но разгадка тайны к ней не приходила.
Могла ли убийцей быть миссис Причард, которую пытался, сфабриковав видимость несчастного случая, защитить Нилли? Исходя из того, что между этими двумя слугами секретов не было, можно было выстроить вполне правдоподобный сценарий: повариха в гневе ударила миссис Мэджин и, придя в ужас от того, что удар оказался смертельным, убедила своего друга камердинера понадежней скрыть случившееся. Кстати, именно это, решила Виктория, может объяснить, почему Нилли за кухонным столом пытался остановить слишком откровенные излияния миссис Причард.
А может быть, миссис Причард, отвечая на угрозу, которую Виктория услышала, когда была на лестнице, убила свою Немезиду, а затем покинула место преступления, чтобы обзавестись надежным алиби? Она могла даже и не предполагать, что старина Нилли обнаружит труп. Нилли же, в свою очередь, придя к собственным умозаключениям насчет того, кто мог быть убийцей, поступил так, как подсказало ему чувство долга.
Син Майкл? В какой-то мере Виктория не хотела, чтобы он выступил в гнусной роли убийцы: исходя из мнения Мэрсайн, что вспыльчивый ирландец больше лает, чем кусается, Виктория не считала его признание, что он взял письмо, разгадкой тайны. Где-то между руками Сина Майкла и карманом миссис Мэджин вклинилось третье лицо, ставшее обладателем письма. Но зачем Син Майкл взял письмо, а потом признался в этом Виктории?!
Еще одним элементом человеческой мозаики был Джон Тэппинг — или тот, кто выдавал себя за него. Хотя этот человек и работал на Хантера, что в известной мере позволяло отнести его в разряд «добрых малых», весьма сомнительной была роль Тэппинга в качестве свидетеля, подтверждающего алиби Пэгги: не стал ли он двойным агентом, действующим против своего работодателя, как только посчитал, что совратительница являет собой лучшую точку приложения сил и времени? То, что он и Пэгги могли объединиться, — предположение настолько пугающее, что его даже трудно анализировать.
Огонь в камине стал таким жарким, что Виктории пришлось снять свитер и повесить его на спинку стула у компьютера.
«Когда он возвращался раньше?» — пыталась вспомнить она и была расстроена тем, что в последний раз, когда она ждала его, он приехал почти в десять.
«Я могла бы оставить ему записку или даже письмо и вернуться к себе наверх», — подумала она и тут же отказалась от этой мысли. Письма, как свидетельствует недавнее прошлое, имеют тревожное свойство исчезать, а затем появляться в самом неподходящем месте. Меньше всего она сейчас хотела, чтобы одна из ее записок — какой бы невинной она ни была — оказалась, в конце концов, под головным убором Чена, которого переехал его собственный лимузин…
