Елена Арсеньева - Царица любит не шутя (новеллы)
Спустя девять месяцев после того примирения (чудилось, более не станут они ссориться во всю жизнь!) родился сын царя и царицы Федор. Это событие не только порадовало несказанно Анастасию Романовну (накануне видела она во сне незабвенного Митеньку, который ласково улыбался ей из-за белого облачка и утешал: «Не горюй по мне, матушка, скоро я к тебе вернусь!»), но и наполнило царя особенным ощущением уверенности. Как бы там ни было и что бы теперь ни случилось с одним сыном, у него останется второй. Все же мысль о том, что на русский престол может забраться с ногами князь Старицкий, немало точила Ивана Васильевича! С течением времени он все определеннее понимал, что сотворил по наущению советников немалую глупость, назначив первых врагов своими душеприказчиками и заступниками своей семьи, а потому втихомолку только и искал случая, чтобы показать Адашеву, Курбскому да и Сильвестру, кто все же хозяин в Кремле и во всей России.
В эти дни к Анастасии Романовне явилась неожиданная гостья.
* * *
В первую минуту царица приняла ее за монашенку. Однако вскоре разглядела, что незнакомка облачена не в монашеское, а во вдовье одеяние — пусть и на первый взгляд скромное, однако из лучшего и самого дорогого сукна, как у знатной боярыни. Вдобавок платье было расшито гагатом и черным бисером, среди которого скромно проблескивали серебряные нити такой тончайшей вышивки, что летник казался слегка подернутым инеем.
Залюбовавшись редким мастерством, с которым была исполнена вышивка, Анастасия не сразу взглянула в лицо гостьи. А когда поглядела, то очень удивилась: черные глаза женщины почему-то заплыли слезами. «Это просительница, — подумала царица. — Челобитчица. Наверное, у нее великое горе?»
— Не кручинься, милая сударыня, — ласково сказала Анастасия. — Скажи мне твою беду, а уж я погляжу, нельзя ли помочь.
— Матушка-царица… — пробормотала женщина, а потом, всхлипнув, вдруг оглянулась, как бы проверяя, не подслушивает ли кто, и выдохнула едва слышно: — Ты меня не узнаешь?
— Магдалена? Маша?!
У Анастасии тоже высекло на миг слезы, но она тотчас сморгнула их досадливо и уставилась на бывшую подружку. Магдалена попыталась было пасть к ногам, однако царица удержала ее, и обе так и замерли, не сводя глаз друг с друга. Анастасии почудилось, будто они с Магдаленой, как придирчивые дьяки, наводят сейчас счет урону, который причинен хозяйству и имуществу неким стихийным бедствием: вот крышу слегка потрепало, окошки повыбило да покосилась дверь, обмело замазку со стен, и пол просел… Плохи дела!
У Магдалены жгуче-черные очи окружены темнеющими, провалившимися подглазьями, что придавало ей не то весьма печальный, не то осуждающий вид. Нос на похудевшем лице казался слишком большим, щеки запали, кожа приняла желтоватый оттенок. Но по-прежнему нарядны длинные ресницы, по-прежнему свежи губы… но что такое? Анастасия не поверила своим глазам: губы-то у Магдалены напомажены! Пусть и самую чуточку, а тронуты алым! И сразу так остро вспомнилась их последняя встреча, их спор над уборным ларцом Насти Захарьиной, что царица снова вздрогнула от непрошеных слез.
Между тем черные глаза Магдалены бегали по лицу Анастасии, и та невольно вздрагивала, будто взгляды бывшей подружки были осязаемы и даже имели мохнатые щекочущие лапки, в точности как у бабочек.
Анастасия порадовалась, что убрус[46] на ней нынче из самого тонкого белого шелка и не скреплен под подбородком, а, сдерживаемый кокошником с жемчужной понизью, развевается за плечами, оставляя открытыми тяжелые драгоценные серьги и, главное, шею. Шея у нее чрезвычайно бела, нежна, без единой морщинки.
— Ах, как же прекрасна ты, государыня! — тихо, восхищенно проговорила вдруг Магдалена. — Свежа, что цветок на заре. Словно только вчера…
Она глубоко вздохнула, не договорив, и перед глазами Анастасии пронеслись в единый миг одиннадцать лет, минувшие с их последней встречи. Свадьба, рождения и смерти детей, войны, тревога за мужа, отравляющая душу ненависть к его недругам, среди которых…
Она мгновенно подобралась. Магдалена — полюбовница Адашева, выданная им за управляющего только для сокрытия греха. Дети ее — наверняка дети Адашева, все они по-прежнему живут в его доме. Зачем старинная подружка вдруг заявилась по истечении стольких лет? Неужели по наущению Алексея Федоровича? Но что ему надобно? Ведь он настолько влиятелен, что может исполнить просьбу любого человека, даже не взывая к царской власти. Тем более — к власти царицы! Или… или Адашев с Сильвестром и прочими «избранными» признали наконец силу влияния Анастасии на государя и заслали Магдалену склонить царицу на мировую?
Эта мысль враз обрадовала ее и огорчила. Приятно было бы, начни советники царя наконец-то с ней считаться. Но ведь Анастасия убеждена, что общество Адашева вредно и даже пагубно для духовного здоровья ее мужа-государя, и если враги протянули ей руку для заключения мира, она никогда не протянет в ответ свою, ибо не верит в их миролюбивые намерения.
Магдалена глубоко вздохнула, и Анастасия поняла: та угадала ее мысли, осознала свое поражение, приняла его — и решила не подвергать себя вынужденному унижению. Вскинула голову (Анастасия только сейчас обратила внимание, что Магдалена, бывшая раньше росту маленького, ощутимо подросла за эти годы, почти сравнявшись с царицей, которая всегда была высока), улыбнулась с еле заметным оттенком горечи:
— Прости, матушка-государыня, что осмелилась докучать тебе. Однако совесть покою не дает. Хочу вернуть кое-что. Ты меня небось в воровках числишь!
Анастасия нахмурилась, недоумевая, а Магдалена достала из складок своих одежд малую коробчонку, всю унизанную жемчугом и золотыми звездками. Осторожно открыла коробочку — и Анастасия ахнула, увидав лежащие на бархате простенькие серьги.
«О… о, какие серьги! Двойчатки, да с бубенчиками! Новые?» — словно бы прозвенел в ее ушах возбужденный девичий голосок, и Анастасия тихо, растроганно засмеялась:
— Неужели те самые?
— Они, они, — смущенно кивнула Магдалена. — Помнишь тот вечер? Я их как раз примеряла, когда прибежал твой брат и сообщил, что пришли царские смотрельщики. От волнения забыла я серьги снять, а потом мы с тобой больше не виделись…
«Да, ты исчезла именно в тот вечер. Адашев тебя сманил!» — вздохнула Анастасия. Затем осторожно вынула из ушей тяжелые трехъярусные серьги, на которых золотые бубенчики чередовались с изумрудными кругляшами и жемчужными низками, а вместо них вдела старые, простенькие, принесенные Магдаленой. Руки у нее дрожали от волнения, Анастасия даже слегка оцарапала мочку, но не ощутила боли под восхищенным взглядом Магдалены.
