Шэрон Кендрик - Современная мадонна
Тем не менее Энджел чувствовала себя уязвленной. Значит, он так пренебрег его, что отдал ребенка в чужие руки, ничего не сказав ей?
— Итак, ты просто приехал сегодня утром и поручил ребенка ей, да? — переспросила она таким тоном, словно сама была адвокатом. — Вот просто так?
Роури кивнул черноволосой головой, несколько озадаченный таким напором. Он не предполагал, что она так темпераментна! И еще: она слишком молода и красива, чтобы носить траурный наряд.
— Именно так, — подтвердил он.
— А если бы она отказалась нянчиться с ребенком? Если бы сказала, что терпеть не может детей?
На этот раз Роури уже искренне рассмеялся, и звук собственного смеха, это нехитрое проявление радости успокоило его больше, чем что-либо еще. Его смех говорил о том, что боль в сердце, как бы невыносима она ни была, может в конце концов притупиться. Человеческий дух — это, наверное, самая жизнестойкая вещь на свете.
— Ну, я подумал, что в таком случае ты не стала бы наниматься к ней на работу. Хотя я, конечно, понимаю, что всякое в жизни бывает. Но если бы я заметил, что миссис Фипатрик не в состоянии посидеть с ребенком час-полтора или вообще не способна позаботиться о новорожденном младенце, тогда, естественно, я взял бы ребенка с собой.
— Но ты не хотел это делать? — допытывалась Эиджел.
— Не хотел.
— Почему?
— Я думал, тебе будет тяжело вынести все это разом.
— Очень мило, что ты побеспокоился о моих чувствах, — заметила Энджел, надеясь, что лицо не слишком выдает ее удивление таким вниманием.
Роури пожал широкими плечами.
— Ничего особенного, — пробормотал он, и его голос заставил Энджел внезапно почувствовать, что Роури Мандельсон прежде всего мужчина, и очень красивый. И только потом — человек, который когда-то имел отношение к ее браку.
Она подавила смущение и отогнала эти новые мысли прочь.
— Я… мне можно его увидеть? — нерешительно попросила она.
Опять эта мимолетная улыбка. На этот раз было похоже, что из-за туч пробился луч солнца. Господи, о чем она думает? Да, она жила монашкой с тех пор, как ее брак распался, но нельзя же забываться до такой степени, чтобы разглядывать улыбку мужчины, когда рядом ждет осиротевший младенец!
— Конечно, ты можешь его увидеть, — сказал Роури нежно. — Он спит на кухне. Или, вернее, спал, когда я оставил его.
— И чего же мы ждем?
Они спустились вниз, в кухню, которая в точности напоминала картинку в каком-нибудь журнале о сельской Ирландии. Там стоял огромный старинный буфет с великим множеством тарелок, кое-где потрескавшихся, с отколовшимися краешками. От плиты поднимался жар, в воздухе плавал аромат свежеиспеченного хлеба. Большой стол посреди кухни был весь исцарапан и изрезан: не одно юное поколение готовило за ним домашние задания.
В самом центре стола стояла голубая колыбелька с белым свертком внутри.
Миссис Фипатрик стояла, наклонившись над ней, но тут же выпрямилась, как только услышала шаги. Выражение ее лица, когда она обернулась, ясно говорило, что она просто сгорает от любопытства. Этот высокий красивый англичанин с ребенком и Энджел…
— Я оставила колыбельку на столе, чтобы собака не лизала его личико! — сказала миссис Фипатрик с ирландским акцентом. — Чайник только что вскипел, а хлеб остывает в соседней комнате. Пойду, позабочусь обо всем. Если я вам понадоблюсь, Анжелика, я меняю простыни наверху.
— Спасибо, — кивнула Энджел, едва ли заметив, как миссис Фипатрик вышла из кухни. Все ее внимание было приковано к сверточку, прикрытому шерстяным одеялом.
Энджел склонилась над колыбелькой. Головка ребенка была покрыта тонкими, словно пух, темными шелковистыми волосенками. Черные, как сажа, опущенные ресницы отбрасывали тень на бледное личико. Один маленький кулачок высунулся наружу. Были видны пальчики, крошечные, как у куклы.
Энджел всегда таяла при виде младенцев, а этот ребенок был сыном ее бывшего мужа. И, несмотря ни на что, теплое чувство шевельнулось в ее душе, когда она стояла рядом с голубой колыбелькой, слушая, как дышит во сне малыш. Ей хотелось, чтобы он проснулся и она могла бы взять его на руки!
Энджел оглянулась и встретилась с испытующим взглядом Роури. Краска прилила к ее щекам.
— М-мы подождем, пока он проснется? — тихонько спросила она.
— Да, — кивнул он, отметив, что она покраснела. Его глаза сверкнули, но он ничего не сказал. — Его легкие гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать от такого маленького мальчика, — добавил он, почти мечтательно глядя на спящего племянника.
Энджел смотрела, как медленно, постепенно смягчались черты лица Роури, словно прогоняя боль. Она подумала, что таково уж свойство новорожденных младенцев — приковывать к себе внимание окружающих. Даже тех, кто обычно не склонен задерживать свой взгляд на ребенке. Их плач всегда пробуждал во взрослых стремление защитить. Энджел поняла это еще тогда, когда возилась с младшими братьями, задолго до того, как сама уехала в Лондон, стала няней и встретила Чада.
А с этим малышом судьба обошлась слишком уж сурово. Только человека с каменным сердцем не тронула бы его история.
— Хочешь, я приготовлю тебе чаю? — мягко спросила она Роури.
Он кивнул, приходя в себя, и провел рукой по своим густым темным волосам.
— Я бы с удовольствием, но сначала мне нужно немного освежиться после долгой пыльной дороги. Ты не могла бы проводить меня?
— Конечно, — пробормотала Энджел, удивляясь про себя, как это ему удастся после утомительного путешествия с новорожденным младенцем на руках выглядеть таким спокойным, свежим и ухоженным. Интересно, может, все адвокаты так же внушительно сдержанны, как Роури Мандельсон?
Она проводила его в самую лучшую ванную комнату и занялась приготовлением чая, непрерывно думая обо всем, что Роури рассказал ей.
Время от времени она поглядывала в сторону колыбельки, но ребенок все еще спал, н ей приходилось сдерживать свое желание наконец разглядеть его получше.
Странно было думать, что у Чада есть сын, в котором продолжится жизнь отца. Должно быть, он очень любил Джоанн. От этой мысли ей стало и больно, и стыдно. Энджел прекрасно помнила, как реагировал Чад на ее робкую попытку заговорить о ребенке. Они были тогда женаты примерно месяц.
Когда она задала ему свой невинный вопрос, в его глазах появилось недоумение. Именно в тот момент Энджел поняла, каково истинное отношение Чада к ней.
И она поступила так же, как делала всегда, сталкиваясь с тем, что могло причинить ей боль. Просто постаралась не обращать внимания на реакцию Чада. Понадеялась, что со временем она изменится.
