Александр Ежов - Преодолей себя
Настя лежала ни живая ни мертвая. И все думала, думала, терзалась муками и не могла уснуть. Ночью в полузабытьи видела Пауля, видела словно бы в последний раз, словно бы там, на улице латышского городка, слышала его последний приказ: «Настя, беги! Спасайся!..»
И она бежала, повинуясь его приказанию, снова плутала по огородам, ждала его и не дождалась... Так ушел он от нее и остался с ней уже в новой своей ипостаси, в ребенке, которого она родила... И от этой мысли, что она точно бы воскресила из мертвых своего возлюбленного, ей становилось легче, она дышала свободней, к ней приходила тихая радость. И с этой тихой радостью она засыпала, счастливая и в то же время несчастная, виноватая перед тем, который вернулся. Что он скажет? Какое примет решение? Она задавала сама себе эти вопросы и готова была в эти горькие минуты умереть.
Но был ребенок, ее ребенок, и она понимала, что должна ради него жить, только ради него. Услышав плач младенца, всякий раз вздрагивала, сердце замирало то ли от счастья, то ли от неуемной боли, и этот пронзительный крик новорожденного звал к действию, к воскрешению, к жизни.
И она поняла, что должна жить.
Федор шел по дороге к недалекому лесу. Таял снег. Небо было печальным и хмурым, вроде бы траурным, словно бы плакало. Он шел и думал о своей судьбе и не знал, что делать дальше, как жить. Появился у Насти ребенок. Чей он? От кого? Но от кого бы ни был он, все равно же родился человек, новый человек появился на этой растерзанной земле. А почему такая печаль у него на душе? Почему?
Очнувшись от раздумий, Федор зашагал обратно к деревне. Возле дороги лес был голый и неприютный. Он долго стоял под большой березой, глядел на мокрые ветви, с которых скатывалась изумрудная капель. Он заметил, что и на еловых иголках поблескивает ледяной бисер. Лес, молчаливый и торжественный, сбрасывал холодные капли в снег. Федору стало жутко в этой тишине, и он зашагал прочь от леса. Вышел в поле, посмотрел на небо. Оно было мутным и сырым, сыпало на землю мелкую холодную сеянь дождя. Ведь родился новый человек, а у него, у Федора, холод на душе. Почему так? Ему казалось, что он в своей жизни утратил что-то важное и значительное, утратил навсегда. Шел и страдал. Культяпкой смахивал слезы, протирал глаза, смотрел на деревья и ничего не видел...
А война все еще полыхала, откатываясь на запад неумолимым возмездием, калеча и коверкая на своем пути все живое и неживое. И время тянулось томительно и длинно, и казалось, что этому военному времени не будет конца...
