Труди Пактер - Экранные поцелуи
Пытаясь придать своим словам как можно больше драматизма, Жизель призналась Кейзеру, что влюбилась в него. Она приберегла это признание на ту ночь, когда, как она знала, Карла была уверена в том, что мужа нет в городе. Какой смысл говорить о великой страсти, если нет возможности эту страсть продемонстрировать? Так вот и получилось, что Жизель вся вымокла в джакузи.
Позже, в постели, тесно прижавшись к нему, она шептала нежные признания по-французски.
— Зачем тебе понадобилось говорить мне об этом?
— Как? Разве тебе неприятно это слышать? Неужели ты не гордишься тем, что женщина испытывает к тебе такие чувства?
Он вдохнул аромат ее духов, погладил нежную кожу.
— Конечно, горжусь. Но это в корне меняет дело.
— Каким образом?
— До сих пор мы оба относились к этому как к приятному времяпрепровождению. Теперь же, когда ты заговорила о любви, я начну чувствовать ответственность перед тобой.
Она еще теснее прижалась к нему.
— И что в этом страшного?
Он сел на кровати, взял со столика стакан с виски, сделал глоток.
— Жизель, это действительно страшно, можешь мне поверить. Скажу больше: теперь, когда ты заговорила о любви, я могу признаться, что, кажется, и я чувствую то же самое. Это как болезнь.
Она улыбнулась. Так, ее план начинает действовать.
— Дорогой, мне не очень нравятся эти слова: страшно, болезнь… Почему бы не сказать по-другому — прекрасно, восхитительно?
— Знаешь, ты пользуйся своими словами, а я буду пользоваться своими. — Он сделал еще глоток виски. — Я употребляю именно эти слова, потому что они правильно описывают нашу ситуацию. Ты хочешь, чтобы я произнес это вслух? Так вот, Жизель, я женат. И Карла не просто моя жена. Она дочь Джерри Голда. А Джерри Голд — это человек, который заказывает музыку в студии «Магнум». Стоит Карле сказать одно слово — и я пополню ряды безработных.
Жизель внимательно оглядела его — большой крючковатый нос, черные вьющиеся волосы, общее ощущение власти и могущества.
— Если ты решишь расстаться с Карлой, — медленно проговорила она, — я имею в виду, решишь расстаться с ней совсем и перейдешь жить ко мне… Не понимаю, почему ты из-за этого должен потерять работу.
Дэн коротко рассмеялся:
— Разговоры о любви, должно быть, лишили тебя разума. Карла не только оставит меня без работы, она уйдет и захватит с собой половину всего, что я имею сейчас.
— Ты все это вернешь с лихвой, когда снова найдешь работу.
Кейзер с мрачным видом допил виски.
— Красивая сказочка. Может, ты скажешь, кто, к черту, захочет дать мне работу, после того как, студия «Магнум» вышвырнет меня на улицу?
— Знаешь, а ведь я не могу жить без тебя, — проговорил Боб.
Они с Рэчел сидели за воскресным ленчем в «Беверли-Уилшир». Праздновали окончательное завершение съемок.
— Знаю, — с мечтательно-отсутствующим видом произнесла Рэчел. — Но почему ты заговорил об этом именно сегодня?
— Неужели непонятно? Потому что завтра ты уезжаешь.
— И ты хочешь скрасить расставание?
Боб взял бокал, сделал большой глоток калифорнийского вина. С Рэчел иногда просто невозможно разговаривать.
— Вообще-то у меня не было таких намерений. Я имею в виду — расстаться. Не могу даже подумать об этом.
Она пристально смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Но ведь здесь я в любом случае не могу оставаться. Один этот ленч стоит, наверное, столько, сколько мне платят за неделю.
Чтобы подкрепить свои слова, она обвела рукой вокруг. Ресторан, как и отель в целом, не обманул ее ожиданий. Воскресенье в «Беверли-Уилшир» всегда считалось праздничным днем. Состоятельные люди с окраин Большого Лос-Анджелеса приезжали отведать здешних яств. Здесь предлагались всевозможные виды жареного мяса, любая рыба, птица — все с самыми разными овощами. К мясу, например, ресторан предлагал четырнадцать различных салатов. А десерты занимали отдельный стол.
— Я тебя понимаю, — ответил Боб. — Но совсем не обязательно оставаться здесь.
Она не сводила с него глаз.
— Ты собираешься снять для меня квартиру?
Он ухмыльнулся:
— Вообще-то да. Есть одна симпатичная квартирка, пентхаус в Вестерн-Тауэрс. Надеюсь, тебе подойдет. Единственная проблема — я там сейчас живу.
— А с каких пор это стало у нас проблемой?
— Ты хочешь сказать, что… не возражаешь?
Рэчел отодвинула тарелку, достала из сумочки сигарету. Обычно она курила, лишь когда нервничала.
— Ты предлагаешь мне пожить у тебя пару недель или хочешь, чтобы я переехала насовсем?
— Честно говоря, я и сам еще не знаю. Но мысль о разлуке для меня невыносима. Может быть, ты пока просто переедешь ко мне, а потом, если чувства мои не изменятся, останешься насовсем.
Рэчел глубоко затянулась.
— А как насчет меня и моих чувств? Или это не имеет значения?
— Что ты имеешь в виду?
— А вот что. У меня ведь в Лондоне тоже есть квартира. И есть своя жизнь. Ты сейчас предлагаешь отказаться от всего этого, до тех пор, пока ты разберешься в своих чувствах и примешь решение.
— Звучит довольно серьезно.
— А жизнь вообще серьезная штука. Человек может говорить одно, а думать совсем другое. А еще может обойти тебя сзади так, что и не заметишь.
— Ты сейчас говоришь о Ричарде Робертсе?
— О нем и ему подобных. Тех, что на один сезон.
Боб взял у нее из рук сигарету, загасил в пепельнице.
— Я не из тех, что на один сезон, и у нас тобой не просто интрижка. Для меня это нечто большее. Но ты ничего не говорила о своих чувствах.
Она смотрела на него не отрываясь.
— Я тебя люблю.
Он улыбнулся:
— Это все, что я хотел услышать. Значит, ты переедешь ко мне, Рэчел?
Она сжала его руку.
— Ты в самом деле этого хочешь?
— Да, — снова улыбнулся он. — Я ведь не привык к этим вашим тонкостям. Я старомодный ирландец и все говорю прямо, как есть.
Она судорожно вздохнула:
— Значит, я могу предложить свою лондонскую квартиру на продажу?
— Конечно. Я не потерплю, чтобы моя жена жила на два дома.
Она вскинула на него глаза:
— А кто говорит о женитьбе?
— Я говорю. Не забывай, я старомодный ирландский парень. Не сторонник этих новомодных штучек… сожительство без брака и прочее.
Рэчел подумала о спектакле на Бродвее, где ее ждут через два месяца. Вспомнила обещания Десмонда Френча… Найдется ли в ее жизни место для мужа?
— Это все так неожиданно, — произнесла она слабым голосом. — Ты не согласишься подождать со свадьбой? Пока я не привыкну к этой мысли?
