Сандра Даллас - Веселое заведение
Но есть ли у нее брат? Об этом он ничего не слышал. Тут Нед с размаху хлопнул себя ладонью по лбу: ну разве можно быть таким идиотом? Джон Роби никакой Эмме не брат. Он ее любовник или муж — вот он кто. По некой непонятной ему самому причине эта мысль вызвала у Неда новый взрыв бешенства.
7. ЭММА
Эмма следила глазами за поездом, пока он не скрылся из виду, потом стянула с себя платье и швырнула его на платформу. После этого она попыталась развязать шарф, которым Эдди примотала кошель с деньгами к ее талии, но узел не поддавался, и она решила оставить все, как есть. В конце концов, предложенный Эдди способ перевозки денег был ничем не хуже любого другого. Развязав завязки корсета и высвободив его из-под шарфа с кошелем, Эмма сняла корсет и надела мужские брюки для верховой езды и клетчатую рубашку, которую из-за жары решила пока не застегивать. Натянув сапоги, она стала выкладывать из коврового саквояжа свои пожитки — жакет, портрет Джона в рамке, подаренную матерью брошь, часы на цепочке, томик стихов, пальто, кожаные ковбойские перчатки, наполовину готовое лоскутное одеяло, сумку с принадлежностями для шитья и карманные часы, которые она прикалывала к жакету. Потом она вынула и поставила на землю рядом с саквояжем кофейник. Эмма никогда не была особенно сентиментальной, поэтому сейчас никак не могла взять в толк, почему она засунула его в саквояж, а не оставила в «Чили-Квин». Джон наверняка стал бы из-за этого над ней подсмеиваться, а ей этого не хотелось. Поэтому она снова положила кофейник в саквояж вместе с черным платьем и корсетом, после чего задвинула саквояж под платформу, где ему предстояло гнить до скончания веков. Все остальные вещи она аккуратно разложила перед собой на платформе.
Уэлкам собрала ей в дорогу поесть; Эмма расстелила салфетку, в которую был завернут завтрак, и положила на нее свои припасы. Хотя она была не голодна и еда не вызывала у нее никакого аппетита, дорога ей предстояла дальняя, а останавливаться и терять время на перекусы было нельзя; поэтому она без всякого аппетита сжевала сандвич с курятиной и надкусила яблоко, отложив кусок пирога с корицей на потом. Уэлкам знала, что она любит пирог с корицей, и испекла его специально для нее. Если разобраться, заботливость и предупредительность Уэлкам основательно скрасили ей те две недели, которые она провела в «Чили-Квин», хотя, конечно, нельзя отрицать, что временами негритянка бывала излишне навязчивой. Эдди и Нед тоже были с ней очень милы, и то обстоятельство, что ей пришлось основательно их надуть, наполняло сердце Эммы непривычной грустью. Правду сказать, у нее почти с самого начала не лежала к этому делу душа. Эдди оказалась вовсе не такой дурной женщиной, как она предполагала, что же касается Неда, то он был с ней даже слишком добр — предложил ей кров, руку и сердце. Она ничего этого не хотела и не замечала, вернее отказывалась замечать, к чему все идет. Причинять ему боль ей не хотелось, но и выйти из дела, не закончив работы, она не имела права. При всем том мысли о Неде и о ранчо, которое они с Недом при других обстоятельствах могли бы назвать своим домом, повергали ее в печаль.
Поскольку копаться в душе ей было явно противопоказано, она стала думать о лежавшем перед ней дальнем пути. Зашвырнув подальше огрызок яблока, она поднялась на ноги. Так как им с Джоном предстояло ехать верхом остаток дня и всю ночь, Эмма решила, что сейчас самое время немного прогуляться и размять ноги.
Спрыгнув с платформы, она пошла по главной улице заброшенного поселка Уот-Чир; заглянула в бывший салун и остановилась у домика, где они с Недом привязывали к перилам своих лошадей. Помнится, в тот день Нед подарил ей дикую алую астру, и Эмма оглянулась в надежде найти еще один такой цветок, чтобы приколоть к своей рубашке. Потом, правда, она одернула себя: предаваться ностальгическим воспоминаниям ей ни в коем случае не следовало. Нед разбудил в ней нечто такое, что, как она считала, давно уже в ней умерло. С ним в ее жизнь снова вошла радость, какой она не знала уже много лет, и мысли о нем заставляли трепетать и болезненно сжиматься ее сердце. Эмма вспомнила его ленивый, чуточку рассеянный взгляд, глаза, которые в ярком свете солнца становились зелеными, как два изумруда, его волнистые волосы и то, как они развевались на ветру, наконец, его сильные и твердые руки, которые так были похожи на руки Тома. Эмма уже почти забыла, какие руки были у Тома. Том много лет назад был важной частью ее жизни, еще до того, как она встретила Джона. И теперь она должна запереть Неда в тайнике своей души, то есть поступить с ним так, как она в свое время поступила с Томом, и постараться забыть о нем. Ее прошлая жизнь была отгорожена от нынешней глухой стеной, и если бы не сны, которые она была не в силах контролировать и которые прорывались сквозь эту стену, то можно было бы тешиться сознанием, что прошлого как бы вовсе не существовало, или наведываться туда мыслями лишь в крайнем случае. Итак, решено: через несколько дней она забудет о Неде. В конце концов, он ничуть не лучше других людей, которых они с Джоном обобрали. Но нет, все-таки лучше, потому что те, другие, были настоящими негодяями и заслуживали своей участи. Нед же, правду сказать, сильно от них отличался. Но в самом начале она не могла этого знать, а теперь уже ничего не поправишь. И потом: она предана одному только Джону, а преданность, как давно для себя решила Эмма, важнее любви. Если бы не Джон, она бы, скорее всего, умерла или — что того хуже — влачила бы жизнь одолеваемого чувством мести странного, почти потустороннего существа, словно затерявшегося между жизнью и смертью, каковым она, собственно, и была, когда встретила Джона. Иногда ей казалось, что она прожила чертовски долгую жизнь, люди, которые были вдвое старше ее, казались ей ровесниками.
Интересно, испытывает ли хоть когда-нибудь подобные чувства Эдди? Она вспомнила, как вздрогнула Эдди, когда они проезжали на поезде мимо нищей обветшалой фермы. Поначалу она была совершенно уверена, что Эдди ей не понравится, хотя, в отличие от Джона, содержательниц публичных домов не осуждала. Со временем, однако, она поняла, что Эдди заслуживает уважения или хотя бы доброго слова уже за одно то, что придерживается достаточно высокого мнения относительно своей особы и своей профессии, пусть даже она и вышла из самых низов и сделалась проституткой по доброй воле. Нед рассказывал, что как-то раз в Сан-Антонио Эдди арестовали за занятия проституцией и препроводили в городской суд. Вместо того чтобы заявить, что вышла ошибка и она ни в чем не виновата, Эдди сказала судье так: «Да, я пропащая женщина. Но если уж я такая дурная и то, чем я занимаюсь, запрещено законом, то почему вы, ваша честь, ходите ко мне каждую субботу?» Эмма тогда подумала, что при других обстоятельствах Эдди могла бы даже стать ее подругой.
