Белинда Джонс - Я люблю Капри
— Ты веришь, что человеку дана не одна жизнь? — спрашивает Люка, наблюдая, как обнимаются кузены и племянники.
— Думаю, да, — неуверенно отвечаю я. — Но такими, какие мы сейчас, мы проживаем только одну.
— Может, в следующей жизни я стану им, — говорит Люка, указывая на невысокого мужчину с круглым животиком.
— А я — ею! — Я выбираю модель с ногами от подмышек.
— Можешь представить себе их вместе? — озабоченно спрашивает Люка.
Я улыбаюсь и прижимаюсь к нему. Люка садится на ступени и сажает меня к себе на колени. Я отвожу назад его волосы и смотрю ему в глаза. Он улыбается мне. Так нелегко скрыть тайну, глядя кому-то в глаза. Как будто это связано с риском, что твои мысли могут быть прочитаны. Мне любопытно, догадывается ли Люка, о чем я думаю. «Обещай, что в следующей жизни ты женишься на мне».
В пять вечера мы забираемся в лодку Люка и отчаливаем в сторону Капри. Люка учит меня рулить, а потом пугает — оставляет у руля одну, а сам взбирается на поручни с таким видом, будто говорит: «А, все к черту! Зачем нам жизнь?» Я боюсь, что его унесет в море, а потом, когда я попытаюсь повернуть лодку, чтобы его спасти, перережу его на куски лопастями винта. Поэтому я с излишней настойчивостью и нетерпеливым визгом упрашиваю Люка вернуться.
Чем дальше мы уходим в море, тем становится прохладнее. Сначала это — приятная прохлада после душного зноя Амальфи, но когда ветер начинает обдувать нас слишком рьяно. Люка, порывшись в кабине, протягивает мне свитер. Серый кашемировый свитер с треугольным вырезом замечательно дополняет мой и без того аляповатый наряд. Люка нравится, что на мне — его одежда, о чем он мне и сообщает. Я на седьмом небе от счастья. Хочется, чтобы мы плыли и плыли, плыли без конца, но вскоре на горизонте показывается Марина Пиккола.
— Может, пойдем завтра на Пунта Карена[86] и посмотрим маяк? — предлагает Люка.
Я улыбаюсь приятной мысли: «У нас есть завтра! Это еще не конец!»
— Замечательная идея! — отвечаю я.
Я только собираюсь тайком поцеловать его напоследок, как тут нас окликают.
— Папа! Ким! Папа! — доносится с берега, и я вижу, как вдалеке на пристани подпрыгивает маленькая фигурка Ринго.
Мы радостно машем ему в ответ. Так приятно снова его увидеть. Я чувствую себя частью семьи. Как только мы приближаемся к причалу, я обнимаю Ринго так крепко, что его ноги отрываются от земли.
Ринго с нетерпением наблюдает, как Люка выключает мотор и перегибается за борт.
— Папа! — Малыш тянет его за рукав, чтобы он поднял голову. — Смотри, кто здесь!
Мне незачем оборачиваться. Я по лицу Люка понимаю, что он видит свою жену.
28
— «Что это, черт побери, на тебе надето?»
— Это были первые слова, которые что она ему сказала!
— Сколько времени они не виделись? — ахает Клео.
— Месяц, даже больше.
— Не может быть.
— Да! Но представь — я подумала, что она обращается ко мне, как-никак я была в его свитере.
— Спорим, смотрелось не очень.
— Ну, с моими штанами…
— Я хочу сказать, с ее точки зрения, это выглядело подозрительно — как будто вы успели так близко познакомиться, что у вас появилась общая одежда.
— Об этом я и подумала, поэтому постаралась побыстрее снять свитер, но застряла в нем вместе со шляпой.
— Ты же не носишь шляп!
— Она дополнила мой образцово безвкусный ансамбль…
— Вы, наверное, незабываемо смотрелись!
— Еще бы! Клео! Если бы все это не было так печально, было бы очень смешно — представь, кругом шикарные типы на своих яхтах и мы двое!
— Кто-нибудь смеялся?
— Только Ринго.
— Чудо, а не ребенок.
— Мне отчаянно хотелось сказать ей что-нибудь приятное, чтобы ее успокоить, и я сказала, что Ринго у нее очаровательный, а она огрызнулась в ответ, мол, насколько она знает, его зовут Антонино. или просто Нино. а не Ринго!
— Стерва!
— Вот именно.
— Они целовались?
— Нет, встреча была натянутая. Даже и не знаю, я в этом виновата или у них так принято.
— Он рассказывал тебе, в каких они отношениях?
— Нет. А сама я не спрашивала.
— Как она выглядит?
— Отвратительно.
— Правда?
— Ну, как сверкающая снежная королева. Когда Роза сказала, что она — журналистка, я думала, у нее будет тугая химическая завивка и выщипанные в ниточку брови…
— Темно-розовый контур вокруг губ и перламутровый блеск, — вмешивается Клео.
— Акриловые ногти.
— Цепочка на лодыжке.
— И пачка сигарет, — заключаю я.
— А что получилось?
— Леди Виктория Харви. — со стоном отвечаю я.
— Блондинка?
— В высшей степени, — подтверждаю я.
— Именно такими и бывают настоящие злодейки. Не знаю, почему у злых ведьм всегда черные волосы. В жизни твой враг обязательно блондинка. Ну, скажи, что она открыла рот и оттуда выглянула Кэти Верк.
— Она на самом деле довольно стильная. Вся такая угловатая. И никакой задницы.
— Наверное, поэтому ему твоя так и понравилась.
— Ой, не надо! Страшно подумать, что он видел ее при дневном свете. Передергивает от одной этой мысли.
Клео хихикает, потом серьезно спрашивает:
— С тобой все будет хорошо?
— Да, — говорю я. — Странное ощущение, но мне сейчас так хорошо, что кажется — что бы она ни делала, она уже не сможет затмить перед Люка воспоминание о нашей встрече.
— Да, горящие покрывала, перестрелки джемом в ванне, долгие поцелуи в несущемся по морю катере — ее побили по всем статьям.
— Клео, это было как в сказке. Дождаться не могу, когда мы снова будем вместе.
— Ты уверена, что это случится? — осторожно спрашивает Клео.
— Он собирался отвести меня на маяк.
— Но это было до того, как он узнал, что его жена вернулась.
Из меня как будто выпускают воздух, и я обмякаю, как медуза.
— Т-ты думаешь…
— Не знаю, — вздыхает Клео. — Не хочу быть скептиком, но ведь легко и просто ничего в жизни не дается, правда?
Я чувствовала себя такой неуязвимой, когда впервые увидела Таню. А теперь наконец ситуация предстает передо мной в истинном свете.
— Надеюсь, он ничего ей не расскажет, — добавляет Клео.
— О боже, нет! Ты же не думаешь, что он во всем ей сознается?
— А то ты не знаешь, что в этих делах мужчины бывают полными тупицами. Наверное, она вас уже заподозрила, так что теперь будет пилить его без передышки. Он может сломаться.
— Клео! Прекрати!
— Ты должна быть готова, если что, быстро оттуда смотаться. Капри — очень маленький остров. Прятаться негде.