Одельша Агишев - Свадьба в Катманду
— А что, нельзя? — смеялась она.
— Нет, отчего же, пожалуйста. Ему бы только подрасти немного.
Они перебрасывались фразами, сходясь и расходясь в танце и перекрикивая динамики.
— Не в сантиметрах счастье, Сабашников.
— Да? А чем же? В породе?
— И это не главное, — смеялась она.
— Тогда в чем? Откройте мне свои жизненные установки. Что вы ищете в мужчине прежде всего?
— А вы угадайте.
Не прекращая танца, Игорь приложил палец ко лбу.
— Может, внутреннее содержание? Хотя вряд ли. Кого оно сейчас интересует?
— Да уж, конечно, никого.
— А, знаю. Больше всего вам понравились его золотые запонки.
— Вот это уже ближе. — Викина улыбка засияла еще ярче.
— И «Ролекс» на руке.
— Вы очень наблюдательны.
— Ну конечно, — кивал Игорь. — Как я сразу не понял. Но будьте осторожны, госпожа Козырева. У вас ведь уже был один знакомый с золотыми перстнем и часами. Кажется, он не совсем оправдал ваши ожидания. Как бы вам снова не ошибиться.
Вика остановилась и несколько мгновений молча смотрела на него. Потом так же молча повернулась и пошла к выходу.
Игорь застыл. Он вдруг почувствовал себя таким виноватым, что горячая волна стыда обожгла его до корней волос. Расталкивая танцующих, он бросился за ней, потом вдруг передумал и резко свернул к другой двери.
Когда Вика прошла по коридору и стала спускаться по лестнице, на площадке между этажами ее ждал Игорь. Он стоял на невысоком подоконнике, спиной к распахнутому настежь окну, за которым в свете уличных фонарей покачивались под ветерком верхушки старых акаций.
— Вика, — сказал он. — Я мудак. Я ревную. Но если ты сейчас уйдешь, я прыгну вниз.
Она остановилась. Они смотрели друг другу в глаза: он сверху, с подоконника, она — с лестничной площадки у его ног.
— Прости меня, — сказал он.
Она сделала шаг к подоконнику, вдруг припала к его ноге и укусила в бедро, чуть повыше колена, так, что он застонал от боли и опустился на подоконник. Она молча смотрела на него. Вверх по лестнице прошла какая-то пара и с интересом оглянулась на них.
Кривясь от боли, Игорь задрал штанину. На бедре была кровь. Игорь стал шарить в карманах в поисках платка. Вика молча следила за ним, потом вдруг придвинулась к нему, отвела его руки и, склонив голову, слизала кровавый потек с прокушенной кожи. Язык у нее был очень влажный.
— Ведьма, — проговорил он. — Вампирша.
— Сам вампир, — ответила она сурово.
— А я-то почему?
— Потому что я хочу тебя.
Их лица были очень близко друг к другу, и в ее огромных глазах не было и тени смеха.
— Слышишь? — повторила она.
Сверху кто-то спускался с шумом и смехом.
— Да, но… — растерянно оглянулся Игорь.
— Придумай. Скорей.
Что тут было думать? С мрачным, даже ожесточенным лицом он сбежал вниз, к вахтерше:
— Теть Шур, ключ от двадцать четвертой. Быстро.
— С чего это? — отозвалась вахтерша. — У вас же дискотека.
— Кому дискотека, а кому отчет. Комиссия из министерства, слышали?
— Десятый час на дворе, — с сомнением бормотала вахтерша. — Какая еще, к шуту, комиссия…
Игорь наклонился к ней через барьер и, глядя в ее очки, негромко отчеканил:
— А такая, что, если я к утру не представлю отчет по культмассовой работе, завтра и мне, и вам по трехведерному клистиру поставят.
«Трехведерный клистир» убедил. Возник ключ.
Это была пустая полутемная аудитория на втором этаже, в ней ничего, кроме парт и кафедры, не было. Они так торопились, что даже не заперли дверь. Он посадил ее на парту. Побледнев и тяжело дыша, она дернула ворот его рубашки. Посыпались пуговицы. Он стащил с нее маечку. Под ней неожиданно оказался глухой черный купальник. Он никак не стаскивался.
— Ну что ты возишься? Рви.
Он рванул купальник по шву на боку и, откинув разошедшиеся половинки, наконец яростно приник к ее лихорадочно дрожащему и показавшемуся вдруг прохладным телу. Она с силой обхватила его ногами, откинулась назад, на вытянутые руки, и он с перехваченным дыханием почувствовал ее истекающее от желания лоно.
— Злюка, — шептала она. — Ах, злюка… Собственник паршивый. Бай. Феодал. Басмач. Еще. Еще. Вот так. Да. Да! Да!!
В тот год в университет впервые пришла ламбада, певучая, заводная ламбада, и на некоторое время вытеснила даже брейк. Как только раздавались первые такты, вскакивали все: кто умел и не умел, хотел и не хотел, и в зале тут же вытягивалась танцующая «змейка», к которой прицеплялись все новые и новые «ламбадосы». Когда Игорь в рубашке без пуговиц и Вика, едва прикрытая маечкой и юбкой, заглянули в зал, «змейка» втягивала в себя непальцев. Нарайян с двумя сопровождающими уже ушел, оставшиеся по одному присоединялись к танцующим, и сразу выяснилось, что колебаться телами в такт с музыкой они умеют не хуже других.
Лишь одна из девушек так и не сдвинулась с места, хотя из «змейки» ей кричали:
— Камон, Дэвика! Давай пристраивайся, кончай стесняться! Ну, что же ты!
Но она в ответ только теребила в руках платочек и, качая головой, пятилась к стене.
Зато Вика блистала своими бедрами и смеющимися глазами, как никогда.
Ночь после дискотеки пролетела в комнате Игоря без сна.
— Значит, уезжаешь, Сабашников?
— Надо. Мне вообще-то давно пора туда.
— Копать?
— Обязательно. Поехали?
Было раннее утро, и первый косой, но уже горячий луч солнца перечеркнул угол кровати. Вика, по своему обыкновению голая, раскинулась поперек постели, положив голову на живот Игорю и прикрыв глаза.
— А где это? — спросила она сонно.
— Да там же, в Кок-Янгаке… Городище согдийской горной крепости. Весь мой материал, вся диссертация… Едем?
— Надолго?
— До конца сезона. А как закончим — в международную зовут.
— В международную? — Она приоткрыла глаза. — Куда?
— В Самарканд. Там по программе ЮНЕСКО сезонов на десять работы. Представляешь объем?
— Представляю, — вздохнула она. — А куда-нибудь подальше тебя не зовут?
— Подальше? Да сколько угодно! Можно в Хорезм поехать, там домусульманский дворцовый комплекс в песках. Или в Термез, на буддийский храм третьего века. Или в Нису, в Туркмении…
— А еще дальше?
— Это куда же? — недоумевал он. — В другие регионы? Вряд ли. Я же востоковед.
— А сменить специализацию нельзя?
— Ну что ты… Восток для меня — это все…
— Слушай, Сабашников…
— Что?
— Да нет, ничего… ладно.
Он рывком приподнялся, сел в постели и склонился над ней.
— Что? Ну что? Скажи, попроси. Что для тебя сделать? — Со всей нежностью, на которую был способен, он целовал, гладил, ласкал ее всю. — Даже не проси, намекни. Я что хочешь для тебя сделаю. Ты только скажи…
