Ребекка Йенсен - Любовь и риск
За последние ночные дежурства Эбби столкнулась с двумя тяжелыми травмами, одним сердечным приступом и по крайней мере с сорока двумя рваными ранами, вот такими же, как эта. Температура у раненого опять поднялась.
— У вас найдется минутка, чтобы посмотреть человека с острой болью в спине? — спросила Фиби, заглядывая в дверь.
Эбби кивнула и продолжила успокаивать взволнованных родителей: их первенец не только переживет это путешествие в реанимационную палату, убеждала она, но в скором времени выйдет оттуда. Однако родители малыша продолжали волноваться.
— Как давно возникли боли? — спросила она у Фиби, взяв мыло и открыв горячую воду.
— С тех пор как полиция забрала его по обвинению в краже.
Как все знакомо, усмехнулась Эбби, еще один типичный день в бурной жизни Чикаго.
— Скажите офицеру, что я вылечу его подопечного так быстро, как только смогу.
— Скажите ему сами, — ответила Фиби. — Он спрашивал вас по имени.
Эбби подняла глаза, краска залила ее лицо и шею. В свои тридцать лет она вдруг начала вести себя как пятнадцатилетняя девочка.
— Майкл?
— А кто же еще? — рассмеялась довольная Фиби.
— Ну, — сказала Эбби, подойдя к полицейскому в голубой форме, — кто на этой неделе собирается застрелить вас, сержант?
Лицо Майкла светилось от счастья. Ни он, ни Эбби не замечали доброжелательных взглядов и улыбок сотрудников.
— Леди доктор, я сегодня задержусь. Мне посчастливилось поймать одного «приятеля» за полчаса до конца дежурства, а это означает два лишних часа возни с документами.
Она будет скучать по ловко прилаженной голубой форме Майкла. Хотя ничего нет удивительного в том, что женщины питают слабость к мужчинам в форме.
— Если бы я была «приятелем», то потребовала бы извинений.
— От кого? — недоумевал Майкл. — От меня или от преступника?
— От обоих, — заявила неумолимая Эбби.
— Никто не умеет извиняться так, как я, разве ты этого не знаешь?
— В таком случае, будете извиняться в моей квартире, сержант. Скажем, в три?
— А у меня дома есть вино и сыр, к которым вы имеете бо-о-льшую слабость, док. Скажем, в два?
Эбби согласилась и пошла осматривать подопечного Майкла.
В этот вечер Эбби сама освободилась позже, потому что в последнюю минуту поступил тяжелый больной. Когда она приехала в свою квартиру, было уже около часа. Она хотела принять душ, переодеться, поймать такси, чтобы быстрее оказаться у Майкла. Она подумала, что если их свидания будут такими частыми, то ей необходим собственный автомобиль. Потому что поездки к Майклу выливались в значительную сумму. Она посмотрела на часы, когда вышла из лифта: у нее была еще уйма времени. Она может открыть дверь своим ключом и ждать Майкла дома, а потом встретить у двери и попросить извинения, что бесцеремонно вторглась в его квартиру.
Майкл приехал домой в половине третьего, а не в два, как договорились. Он надеялся, что Эбби простит ему невольную задержку. Она вечерами тоже задерживается. Оба они обречены на это. Майкл открыл дверь с надеждой, что на пороге его встретит Эбби. Но ее не было…
Гостиная была темной, виднелась лишь полоска света из кухни. Может быть, она устала и спит?
Он прошел в спальню, но она оказалась пустой.
— Эбби? — позвал он, зная, что это бессмысленно. — Ты здесь?
Майкл и подумать не мог, что она приходила и, не дождавшись его, ушла. В этом случае он нашел бы записку. И потом, было всего лишь два тридцать, а не четыре и не пять. Он позвонил ей на квартиру. Нет ответа. Может быть, Эбби занята на работе и не могла связаться с ним? Он позвонил в реанимацию.
Да, вспомнила секретарь, доктор Фицджеральд ушла поздно, но она не может точно вспомнить когда. Они были очень заняты. Майкл повесил трубку с некоторым облегчением. Но у него было воображение полицейского, поэтому ему казалось, что на улице полно мерзавцев, подстерегающих Эбби на пути к его дому. Но может быть, она поздно освободилась и просто заехала домой переодеться? Он дал ей на это еще полчаса, затем опять начал волноваться.
Вдруг зазвонил телефон, Майкл быстро прошел в гостиную. Может быть, Эбби звонит, чтобы извиниться, что не пришла вовремя.
— Вивиано?
Это был не тот голос, который ему хотелось услышать.
— Что-то ты слишком поздно, Свэнн.
— Мне нужно срочно поговорить с тобой.
— Может быть, тебе лучше поговорить со своей женой? У меня свидание.
— Я бы лучше спал со своей женой, — сердито ответил детектив. — Но кое-что выяснилось, и мне хотелось бы, чтобы ты услышал об этом.
— Утром! — взмолился Майкл.
— Сейчас!
Майкл посмотрел на часы.
— Я не могу уйти, я жду Эбби.
— Вот и хорошо. Я за соседней дверью. Мне хочется прийти прежде, чем я умру от волнения.
— Приходи в таком случае, — милостиво отозвался Майкл, — я не хочу, чтобы твоя смерть была на моей совести.
Поставив Турандот, Майкл отправился на кухню. По квартире разлилась божественная музыка Пуччини. Налив себе вина, Майкл безмятежно запел в унисон знакомой мелодии.
Телефонный звонок и звонок в дверь раздались одновременно. Майкл входил в гостиную с подносом, на котором были сыр и вино. Он опустил поднос на кофейный столик. Вот бы никогда не подумал, что его жизнь будет столь напряженной в три часа утра.
Открыв дверь Свэнну, он кинулся к телефону.
— Чувствуй себя как дома, но не ешь… Алло?
Свэнн вошел. И хотя Майкл жестом предложил ему сесть, он продолжал стоять у двери. Признак плохих новостей, но Майкл не заметил этого. Все его внимание привлек телефонный звонок.
— Эбби? Ты где?
— Майкл. Наконец-то ты дома, — обрадовалась Эбби. — Я пыталась до тебя дозвониться. Ты задержался сегодня?
— Эбби, ты знаешь…
— Я тоже задержалась. Я сидела дома, думала о тебе, и у меня возникла прекрасная идея.
Хотя голос Эбби звучал спокойно, Майкл похолодел.
— Что случилось?
Она усмехнулась, это был странный неестественный, нервный смешок.
— Поскольку ты освободился поздно и не спишь, я решила, почему бы тебе не навестить меня. В конце концов, у тебя есть машина.
— Я не знаю, Эб… — Он не заметил, что до боли вцепился в трубку.
— Приезжай, — взмолилась она, — у меня даже есть небольшой сюрприз.
— И что же это?
— Печенье. — Ее голос был радостным. — У меня огромная коробка, ты не сможешь отказаться. Я знаю, как ты его любишь.
Свэнн заметил, что глаза Майкла стали холодными.
— Если речь идет о моем любимом печенье, — недовольно заметил он, — то, может быть, я сначала приму душ?
