Изобель Чейс - Нектар любви
— Я думала, что она осталась в Порт-оф-Спейне, — пробормотала я.
— Я тоже на это надеялся, — согласился Даниэль. — Но вероятно, она вернулась вот за этим. Она хотела продолжить свою работу на фабрике, но, конечно, теперь об этом не может быть и речи…
Я была поражена. Как он мог так спокойно говорить о девушке, которую он любит, девушке, которую он пригласил в свой семейный дом, о девушке, которая всегда, не считая последней минуты, так подходила ему во всех отношениях?
— Но, Даниэль, ты не можешь уволить ее! — воскликнула я.
Он забрал записки у Губерта.
— Она поедет в Штаты вместе с родителями, — равнодушно бросил он. — Они хотели устроить себе отпуск на несколько недель, но чем скорее она присоединится к ним, тем лучше.
— Уилфред не станет тебя благодарить за это! — вставил Губерт.
— Но ты не можешь, Даниэль! — снова сказала я. — Это просто из-за того, что она слышала только плохое об Айронсайдах. Ты не можешь винить ее за это!
— Могу и буду, — просто ответил он. — Я позвоню ей немедленно.
Он вышел, а Пейшнс все еще продолжала смазывать мне руки мазью. Дядя Филипп и Губерт посмотрели друг на друга и подмигнули.
— Нам лучше пойти умыться, — пробормотал Губерт.
— Это правильно! — сурово согласилась Пейшнс. — Вы оба недостойны сидеть за столом! А что до вас, мисс Милла, вы можете сидеть в гостиной, пока я начинать готовить еду!
Она выставила нас всех из кухни, глухая к моим мольбам позволить мне пострадать в одиночестве.
— Нет, мисс Милла, ничего такого! Вы делать так, как вам велят! Мистер Даниэль скоро прийти и поговорить с тобой.
Я не была уверена в том, что хочу поговорить с Даниэлем. Что он может сказать мне? Но я была странно взволнована. Даниэль, цитирующий стихи на горящем поле, был совсем не похож на сердитого Даниэля, вернувшегося после разговора с Памелой, которую он любил. Он мог целовать меня посреди дыма и спаленного сахара, но здесь, в прежней гостиной Лонкветов, он мог возненавидеть меня за то, что я не Памела и что, пусть и невольно, я причинила все эти неприятности.
Но когда он вернулся, он вовсе не выглядел так, как будто ненавидит меня. Он выглядел таким же взволнованным, как и я; и я заметила, что огонь опалил его бороду с одной стороны, что придавало его лицу причудливый несимметричный вид.
— Т-ты дозвонился до нее? — в отчаянии пробормотала я.
Он кивнул:
— О да! С этой стороны у нас больше не будет неприятностей.
— Так значит, уже неважно, останется ли она или уедет, не так ли?
Он прошелся по комнате и неподвижно остановился рядом со мной.
— Это важно для меня, — сказал он. — Я не готов к тому, что она останется рядом с тобой. Разве ты не понимаешь этого, Камилла? Я не вынесу, если кто-нибудь еще — Памела или кто-то другой — причинит тебе боль!
Я пожала плечами.
— Я сильная, — сказала я.
Он улыбнулся. Я почувствовала, как напряжение покидает его и возвращается его обычное хорошее настроение, зажигая улыбкой его глаза.
— Дорогая, — сказал он, — я не могу понять, зачем я так долго ждал! Я просто хотел, чтобы все было как положено. Я хотел, чтобы местные люди сначала сами приняли тебя. История Айронсайдов мертва и забыта, и должна была быть погребена давным-давно. Так бы и было, если бы Лонкветы не напоминали о ней постоянно. Но я знал, что стоит им только взглянуть на тебя, и они поймут, что ты совершенно другая, совершенно особенная, и не только потому, что я так считаю! Камилла, все пошло не совсем так, как я хотел…
Я потянулась к нему и приложила к его губам палец. Это был такой интимный жест, которого я бы не позволила себе несколько минут назад, но сейчас его слова придали мне храбрости, и я решила сказать, что я думаю по этому поводу.
— Все идет как надо! — прошептала я. — Мой дядя вернулся на землю, которую он так любит. Уилфред может попытать счастья с Памелой, если он так этого хочет, а Губерт счастлив, что он здесь, вместе с отцом…
— А ты? — вставил, улыбаясь, Даниэль.
— А я счастлива, что нахожусь здесь, с тобой, — храбро закончила я.
— Дорогая! Как жаль все же, что я не смог все это предотвратить. Я сделал так, чтобы Памела уехала отсюда, — я даже сказал, что она может остаться в моем доме в Порт-оф-Спейне, чтобы только ее не было здесь, когда ты приедешь, но, должно быть, она приехала сегодня, как только услышала, что ты выезжаешь.
— Это уже неважно! — отмахнулась я.
Его руки протянулись ко мне, и я невольно вздрогнула, едва он дотронулся до моей обожженной кожи. Он тут же отпрянул.
— Неважно! — пораженно и одновременно возмущенно повторил он. — Да ведь ты чуть не сгорела!
— Но все-таки не сгорела! — возразила я и засмеялась. — Даниэль, ты не очень возражаешь, если я попрошу тебя снова поцеловать меня здесь, в гостиной Лонкветов…
Я не успела закончить. Он крепко сжал меня в объятиях и поцеловал в губы. Очень нежно. Но потом, забыв о моих ранах, просто осыпал меня поцелуями.
— Когда ты собираешься выйти за меня замуж? — деловито осведомился он.
Я отпрянула назад, смеясь.
— Думаю, что стоит поторопиться! — выдохнула я. — Я… ты… ох, ты знаешь, что я думаю!
Он снова засмеялся, счастливым, свободным смехом.
— Я это точно знаю, — согласился он и снова стал целовать меня.
Губерт проворнее, чем его отец, справился с умыванием и появился в гостиной как раз в тот момент, когда мы спорили, кто из нас больше кого любит. Это делалось лишь для того, чтобы насладиться звуками голоса друг друга, слова при этом совершенно не имели значения.
— Уилфред был прав, — заметил Губерт. — Он говорил, что ты преподнесешь это поместье Даниэлю на блюдечке!
Дядя Филипп подоспел как раз вовремя, чтобы услышать последние слова своего сына. Он смертельно побледнел, хотя выражение его лица осталось спокойным и печальным.
