Mara Palpatyne - Deus, ex-machina
Учебы стало куда больше. Занятия, на которых заставляли запоминать огромные массивы данных и решать в уме сложнейшие уравнения перемежались с тренировками – вестибюлярный аппарат и нервная система весталки Теслы должна была реагировать на малейшее изменение гравитационных и магнитных полей, ведь именно эта чувствительность – вкупе с памятью и быстротой расчетов – позволяла аэрогаторам (1) управлять столь сложными конструкциями, как крейсера.
Но легко не было никому – ни весталкам Ньютона, для которых корабль должен был стать продолжением их плоти, чтобы они могли чувствовать малейший сбой механизмов; ни весталкам Менделеева, чувства которых постоянно воспринимали все, происходящее на корабле – звуки, запахи, вибрации, даже оттенки вкуса могли многое поведать о состоянии элементов корабля. Наконец, весталки Эвклида жили в мире чисел и форм, развивая в себе какое-то особое пространственное зрение и способность быстро обрабатывать самые различные данные и информацию. Работать юноши и девушки учились поодиночке и в группах, обмениваться информацией без слов – взглядом, выражением лица, движением, быстро забирая на себя чужие функции…
***
К семнадцати годам этого ада девочка превратилась в на удивление привлекательную молодую девушку, подчеркнуто-атлантической внешности: белые волосы мягкими волнами касались покатых плечей, зеленые глаза ярко светились на бледном лице с чертами мраморной статуи… Впрочем, чувственные губки порождали нескромные мысли у любого, в ком еще не погас огонь страсти, но аристократическое поведение Эйден и ее отрешенность от всего, что не имело отношения к аэрогации быстро заставляли подобные мысли выветриться. А какие чувства жили в душе девушки, было известно только ей.
Друзей у нее не было. Впрочем, посвященные, как правило, были индивидуалистами и интровертами. Должность аэрогатора, как правило, не предполагает навыков работы в коллективе. Внешне Эйден совсем не тяготилась отсутствием близких, она была всегда тихой, спокойной и незаметной. Когда ей исполнилось семнадцать, Империя и Союз жили в мире, и стычек практически не было, так что новые корабли почти не строились, формально – ради соблюдения мирного договора, фактически – из-за того, что обе державы были обескровлены войной.
Группа Эйден откровенно приуныла. Не помогла даже новая форма с золотыми эполетами и аксельбантами, с треуголками, украшенными галуном. Когда распределение началось, худшие надежды оправдались – самых лучших аэроигаторов разобрали старатели с гражданских крейсеров…
Эйден училась хорошо, но предлагать себя совсем не умела, потому скромно стояла в углу помоста Выбора. На нее просто не обращали внимания (чему она была даже рада). Но, если уж судьба обратила на тебя взор, прячься – не прячься, ничего не изменишь…
***
Звякнул колокольчик, и из перфоратора полезла лента, испещренная замысловатыми знаками. Эйден не обратила ни малейшего внимания на этот факт, вся поглощенная собственными переживаниями и страхом. А зря – депеша гидроповторителя говорила как раз о ней.
– Весталка Пророка Тесла Эйден! – провозгласил новый Ученик.
– По воле Творца здесь!
– Ваше назначение, – Ученик подошел к Эйден и, поклонившись, протянул ей депешу.
Сердце девушки пело. Еще бы! Только что она ступила на стезю служения Высокомудрому Знанию. Теперь лишь перед Учителем, Акушером и своим капитаном будет она склонять голову – а остальные при встрече обязаны кланяться ей. Не то, чтобы Эйден была тщеславна, но удовольствие при всей своей эгоистичности было огромным. А в ее жизни удовольствий почти не случалось – если не считать скольжения между гравитационными потоками.
Теперь это станет для нее обыденным, но Эйден была уверена, что это чувство, чувство мира вокруг, не оставит ее никогда.
Ее дрожащие пальцы не сразу развернули депешу. «Пусть хоть каботажная пинаса…» – думала девушка. – «Хоть буксир! Главное – теперь у меня есть небо!»
Текст депеши заставил Эйден еще раз задохнуться от радости. Правда, вместо обычного флотского распоряжения там было всего несколько слов:
«Народный Тяжелый Фрегат «Приговор Судьбы», остров Тантала Малого».
Едва дождавшись окончания церемонии, Эйден помчалась собирать вещи. Она была настолько углублена в свои переживания, что даже не заметила, с какой опаской глядели на нее жрецы и жрицы, не слышала, о чем они переговаривались. А послушать было что…
***
Было очень приятно стоять вот так на палубе пинасы, держась руками за влажные от вечных туманов поручни и тихо слушать течения. Чувствовать, как пробегают вдоль позвоночника теплые волны притяжения ядра, как гладят тело поля близлежащих островов… чувствовать другие корабли, других аэрогаторов…
Едва подавив в себе желание отстранить капитана пинасы, старушку возрастом далеко за сотню, и взять бразды правления в свои руки, Эйден развлекалась тем, что пыталась отыскать среди судов «Приговор Судьбы». Однако, ничего и близко похожего на тяжелый фрегат по близости не наблюдалось. В сердце Эйден стала закрадываться тревога, усилившаяся, когда она разглядела поверхность Тантала Малого.
На острове вообще не было порта, лишь две причальные мачты, столь хрупкие, что тяжелый фрегат попросту раздавил бы их.
Когда пинаса причалила к одной из мачт, Эйден быстро спустилась на пирс и спросила о фрегате у охранника причальной мачты. Тот ответил, что о таких крейсерах здесь уже года два не слыхали, с тех пор, как возле острова два флота расстреляли Еретика. Эйден слушать старые басни было недосуг, потому она уныло побрела в сторону ближайшей тертулии с твердым намереньем понять, что произошло, и полным незнанием того, как это сделать.
Однако до тертулии она не дошла. Возле порта ее взгляд невольно обратился к неистово мигающему табло прибытия – невозможно большому для такого захолустья.
На табло то вспыхивала, то гасла надпись.
«Пресветлая весталка, прошу Вас, не медля ни минуты, прибыть на борт. Фрегат находится к востоку от селения, за похожей на срезанный сверху цилиндр сопкой, которую Вы могли видеть с борта пинасы. Волей Творца Ваш капитан Язон Кронид.»
Едва выйдя за околицу, Эйден чуть не согнулась пополам от боли. Корабль был здесь, и, как всякая весталка, Эйден чувствовала его состояние. Если бы на ее месте оказалась жрица Эвклида, ее бы пронзила мигрень; жрица Ньютона, возможно, закричала бы от боли в руках и ногах; а жрицу Менделеева просто вырвало бы. Корабль был болен… ранен… корабль был поврежден.
