Шейла Дайан - Пляжное чтиво
— Десять, — сказала я, начиная торг.
— Как я сказал, сначала высажу тебя на сорок долларов, а потом…
— Пятнадцать.
— Тридцать пять.
— Двадцать — последняя цена. Я уверена, что у тебя есть деньги. Мистер Фишбейн тебе платит.
— Двадцать пять… пожалуйста! — взмолился он.
— Продано. А кто за рулем? — спросила я, не попадаясь на его крючок, прекрасно зная, что Шел редко пьет больше стакана пива. И, как любая мать, я была уверена, что он не принимает наркотики, хотя не была уверена, что он никогда не пробовал марихуану. "И потом, он не курит, — подумала я, глядя на своего красивого сына, самодовольно улыбающегося своему успеху. — Конечно, остается секс. Секс. То, что отделяет мужчин от мальчиков. От моего маленького мальчика. Хотя Шел уже не маленький", — неохотно призналась я себе, отгоняя неприятные мысли.
— Будь осторожен, на дороге полно машин, — сказала я.
— Я всегда езжу осторожно, дорогая мама.
— И когда приедешь туда, проверь, чтобы окна были закрыты, чтобы животные не смогли забраться внутрь. И не корми их… и не дразни их. И чтобы ты ни делал, не выходи из машины…
— Эй, я не ребенок!
— Нет, ты все еще мой ребенок, — возразила я более выразительно, чем могло понравиться любому из нас.
— Да, мамочка, — поддразнил он.
— Послушай, дорогой, я просто не хочу, чтобы ты делал что-то безумное, — сказала я, представляя, как Шела хватает горилла, сбивает носорог, как он падает в тележке "американских гор" с высоты пятидесятого этажа.
— Сорок баксов — и мы договорились.
— Двадцать пять — и не испытывай судьбу, а то станет пятнадцать. Принеси мою сумочку.
Шел принес кошелек и снова упал в шезлонг.
— А ты что собираешься делать сегодня вечером? — спросил Шел.
— Я ужинаю с Джефри Кауфманом.
— Снова с психиатром?
— Ты упустил свой шанс, — сказала я, удивленная враждебностью, прозвучавшей в моем голосе, и надеясь, что Шел ее не заметил.
— Мы сердимся, а?
Он заметил.
— Не на тебя, — солгала я. — Просто был длинный день.
— Почему? Что происходит? Ты хорошо себя чувствуешь или снова головокружения?
— Все прекрасно, Шел… Лейтенант Фиори приходил за книжкой, которую ты нашел. В лифте… во вторник? Правильно?
— Правильно.
— Тебе не кажется странным, что лифтеры не нашли ничего в выходные?
Молчание Шела показалось мне красноречивым.
— Шел!
— Что?
— Тебе не кажется странным…
— Эй, может, не Марджори выронила ее. Может, кто-то другой уронил после выходных, например убийца. Ты не рассматривала такую возможность? — рявкнул он.
Он прав. Я не рассматривала такую возможность. Конечно, это была только одна из других возможностей, из множества возможностей…
— Так куда ты собираешься сегодня вечером? — спросил Шел, прерывая ход моих мыслей.
— Мы еще не решили.
— Ты уверена, что тебе не нужен телохранитель?
— Когда тебя пригласили в прошлый раз, ты не казался очень счастливым. Кроме того, ты сказал, что у тебя планы с друзьями.
— Ну, я способен понять, когда не нужен, — сказал Шел, притворно надувшись.
Я клюнула.
— Ты всегда нужен, Шел. Мы были бы счастливы, если бы ты пошел с нами.
— Нет-нет. Я просто съем вредный жирный сэндвич в компании друзей. По крайней мере, знаю, что им я не безразличен.
— Шел, прекрати! Ты действительно можешь пойти с нами, если хочешь.
— Нет, не волнуйся. Просто иди и развлекайся без меня, — сказал он, вскакивая и направляясь к двери. — И спасибо за деньги, — добавил он, показывая мне свои красивые белые ровные зубы.
Хотя я прекрасно понимала, что он шутит, я не могла не признать, что для его обиды есть причины. За звуком захлопнувшейся парадной двери я услышала жалобный крик матери-чайки.
— Я думаю, вы правы в том, что Шел ревнует к другим мужчинам… — сказала я Джефри за гамбургером.
Наш разговор был вежливым и общим до этого момента. Никто из нас не вспоминал события предыдущего вечера.
— Матери и сыновья. Сложные отношения, — сказал Джефри. — Я был очень близок со своей матерью. Мой отец бросил нас, когда мне было около семи лет. Мама больше не вышла замуж, и хотя моя сестра на год меня старше, мама во всем полагалась на меня, предоставляла мне заботиться о ней и сестре.
— В семь лет? — спросила я, думая, как нереально перекладывать бремя ответственности на такого маленького ребенка, что это может привести к разрушению личности. "Разрушению, достаточному для совершения убийства", — мимоходом удивилась я, прогоняя эту мысль как нелепую, думая, что у Шела тоже было необычное детство… возможно, он чувствовал ответственность за меня с трех лет…
— Ну, тогда мне так казалось. Конечно, когда я вырос, это стало фактом, — говорил Джефри, пока я пыталась обуздать свое бурное воображение.
— Вы и сейчас близки со своей матерью? — спросила я, потихоньку успокаиваясь.
— Она умерла около восьми лет назад, — ответил Джефри, не замечая моего пульсирующего цвета лица. — За год до того, как я женился. Но до тех пор мы были очень близки. Она жила со мной.
— А ваша сестра?
— Она замужем… двое детей… переехала в Вашингтон, когда ее мужа перевели туда.
— У вас близкие отношения?
— В некотором роде. Я ей больше отец, чем младший брат. Но так мы росли. Я опекал ее.
Слушая Джефри, я поняла: хотя его прошлое полностью отличается от того, что я придумала, я была недалека от истины, рисуя его психологический портрет — человека, ищущего в женщине мать, а не любовницу. "Он не может быть убийцей", — решила я.
— Что касается вчерашнего вечера, — услышала я его голос, вырывающий меня из мыслей о его одиноком детстве, его невиновности, — я просто хочу сказать, что прошу прощения за то, что так стремительно убежал.
— Нет, Джефри. Это я должна извиниться перед вами, — сказала я, думая о том, что чуть не предала его.
— Я очень ценю вашу дружбу. Я чувствую, что вы понимаете меня. Обычно, видите ли, бывает наоборот: я понимаю других. Мне очень хорошо с вами, — сказал Джефри.
— Конечно, мы будем друзьями, — ответила я, успокоенная мыслью, что Джефри наконец нашел кого-то, с кем ему больше хочется поговорить, чем заниматься любовью.
Итак, в конце концов мы пришли к соглашению.
Когда мы прогуливались по променаду после ужина, я вдруг почувствовала острое желание помочиться и заподозрила, в третий раз за день, не подхватила ли инфекцию мочевого тракта. Я вспомнила свой последний цистит два года назад и свою аллергическую реакцию на сульфапрепараты. "Вероятно, почечный синдром — побочный эффект сульфамидов", — сказал врач в ответ на мое перечисление симптомов; некоторые из них я преувеличила, чтобы он принял мои жалобы всерьез. "Может быть, сульфамиды разрушили мои почки", — подумала я, представляя себя прикованной к аппарату диализа, ожидающей трансплантации почки, понимая, что если переживу операцию — оптимистично предполагая, что найдется подходящая почка, — я, возможно, проведу остаток жизни на стероидах, чтобы не допустить отторжения ткани, с безобразно раздувшимся лицом и хрупкими костями, серией переломов в старости — если у меня вообще будет старость.
