Грейс Ливингстон-Хилл - Свет любящего сердца
Поэтому несколько часов подряд Корали тихо лежала на кровати.
Она слышала, как гости перешли из столовой с большую гостиную, и затаила дыхание на случай, если кто-то будет проходить мимо ее комнаты, отчаянно надеясь, что Белла не сказала им, что она уже дома.
Но никто не пришел к ней, и Корали незаметно уснула.
В середине ночи ее разбудил душераздирающий крик. Она вскочила, озираясь в темноте, не понимая, во сне это или наяву.
Потом крик повторился — пронзительный, отчаянный, крик безумного ужаса. Кричала Лиза!
Корали кинулась к двери, отперла ее и распахнула. Случилось что-то ужасное. Что-то с Лизой, какая-то беда!
Она бегом бросилась по коридору в гостиную, и тут снова услышала этот крик, исполненный невыносимого ужаса, от которого стыла кровь.
Большая комната для приема гостей была справа от холла. Раньше это были две комнаты, но Лиза, любившая огромные особняки, велела снять перегородку, и получился один гигантский зал. Дверь в его дальнем конце, за которой раньше была библиотека, была открыта. Корали кинулась туда и увидела Лизу — она замерла в ужасе, с неестественно расширенными глазами, уставив взгляд на что-то в другом конце комнаты. Сцепленные руки были прижаты к груди, глаза казались огромными от страха. У нее за спиной стоял Айвор Кавано, держа в руке бокал с вином, и таким же застывшим взглядом смотрел в ту же сторону.
Корали осторожно заглянула в дверь, и сердце ее сжалось от ужаса — там стоял мужчина, в котором она узнала своего бывшего отчима, Динсмора Колетта! В руке у него был пистолет, и он целился в грудь Лизе. Глаза его были темными от ревности и ненависти, почти безумными. И вдруг раздался выстрел. Корали показалось, что его звук пронизал ее тело. В следующую секунду Лиза стала падать на ковер, ее крик замер в ночной тишине квартиры, а через миг она увидела, как Айвор выпустил из руки бокал и тоже выхватил пистолет.
Два выстрела прозвучали одновременно: Айвор выстрелил, покачнулся, зашатался и повалился на спину. Он упал на маленький столик, заставленный бутылками и бокалами, опрокинул его и рухнул на пол.
Корали испуганно покосилась в другую сторону — Динсмор лежал, распростертый на полу, и яркое алое пятно медленно расползалось по его рубашке возле сердца. Сбежавшиеся гости столпились в комнате, мельтешили перед глазами Корали. Она кинулась к лежащей на полу Лизе, такой бледной, такой прекрасной и такой неподвижной. С бледным, застывшим от ужаса лицом, она стояла на коленях около Лизы, дрожащими руками пытаясь нащупать у нее пульс, и все происходящее казалось ей кошмарным сном. Но она никак не могла проснуться.
Как она узнала позже — ситуацию взяла в свои руки Белла, хотя напугана была не меньше остальных. Она позвонила брату, полицейскому, и вскоре квартира наполнилась суровыми мужчинами в форме, которые задавали вопросы гостям, наполовину протрезвевшим от жуткого происшествия.
Корали смотрела, как полицейские, стоя возле Динсмора, покачивают головами, потом увидела, как его уносят. Она так и не поняла — жив он или мертв. Главным для нее сейчас было, чтобы его поскорее убрали из ее дома.
Она в отчаянии пыталась поднять Лизу на руки: та лежала беспомощная, трогательная, и в сердце Корали дрогнуло что-то, спавшее многие годы. Ведь это ее родная мать лежит на полу, и кровь медленно расползается по ее тонкому белому платью, ее прекрасные золотистые волосы, всегда так аккуратно и красиво причесанные, тоже в крови... О, неужели Лиза умерла?
Корали вдруг вспомнила, как они молились за Лизу в это воскресенье у Шеннонов и как она мечтала о том, что Лиза тоже изменит свою жизнь и, может быть, даже вспомнит, что такое любовь к дочери. Но тогда, когда они молились, все это казалось далеким и неосуществимым. А теперь сердце ее сжалось от горечи и невыносимой жалости. Неужели они опоздали? Неужели уже ничего нельзя сделать? Неужели Лиза умерла?
Но, может быть, нет, тело ее оставалось теплым. Неужели Корали ничего не может предпринять, чтобы спасти мать, чтобы успеть рассказать ей о Господе Иисусе, который спасает самых отчаянных, который спас даже ее?
Пришла Белла и привела врача. Корали взглянула на нее и слабо улыбнулась. Милая, добрая, верная Белла.
Доктор встал возле Лизы на колени, осмотрел ее, потом взглянул на Корали.
— Она жива, — объявил он в ответ на немой вопрос в испуганных глазах девушки. — Пока жива, — добавил врач, открыл свой чемоданчик, накапал что-то в чайную ложку, дал выпить Лизе, и вскоре та очнулась и застонала.
— Надо ее немедленно перенести на постель, — быстро велел врач. — Где ваша служанка? — Он кивнул Белле: — Немедленно позвоните ко мне в приемную и скажите, чтобы прислали сиделку.
Корали сидела рядом с Лизой, держа ее за руку, пока не пришел врач вместе с дворецким, и они отнесли ее на кровать. Тогда Корали поднялась и измученно огляделась.
Недалеко на ковре лежал Айвор, всего в нескольких шагах от нее! Она испуганно покосилась на него и поспешила к Лизе. Обернувшись, Корали увидела, как полицейские измеряли кровавый след, тянувшийся за Айвором, и отвернулась. Все это так ужасно, так немыслимо — стрельба, убийства у них в доме, и причиной всему Лиза. Или не она? А может быть, Динсмор все же любил ее и, увидев с Айвором, потерял ум от ревности? А может быть, виноват во всем Айвор? Господи, какой ужас! Сердце тоскливо заныло у нее в груди.
И тут Корали пронзила страшная мысль — ведь она тоже могла оказаться на месте трагедии — точно так же, как Лиза, — если бы не Дан. Если бы она не пошла тогда с ним и его другом, если бы потом не встретила на вокзале Брюса, и не поговорила с ним, и не открыла для себя совершенно новую жизнь!
Но — странно — это были словно не ее мысли. Как будто ее мятущийся мозг выхватывал откуда-то то одну, то другую мысль, она вертелась в голове, в мучительной, страшной пустоте нереальности. А может быть, в случившемся есть и ее вина. А Эррол! Он-то куда подевался? Пьян, наверное, как всегда. А что, если бы она тоже оказалась в этой комнате и пила вместе со всеми? К этому времени она наверняка уже потеряла бы рассудок.
Она торопливо пошла в спальню Лизы; та лежала на кровати как сломанная кукла, в накидке из белого атласа, со страшным кровавым пятном на боку и с незнакомым пустым выражением бледного лица.
Лиза, ее мама, которая лишила ее дома, нормальной семьи, детства, которая всегда деспотически настаивала на своем и совсем не давала ей свободы. И вот как все это кончилось — она умирает, и в комнате пусто и холодно, как в морге.
Приехала сиделка. Она быстро, бесшумно двигалась по комнате, делая какие-то приготовления, разрезая на Лизе дорогое платье, которое та очень любила — как она радовалась, когда его принесли из магазина! — бросая разрезанные лоскуты в кучу возле кровати, ненужные больше клочки белого материала с этими ужасными бурыми пятнами!
