Грейс Ливингстон-Хилл - Свет любящего сердца
Возвращаясь домой с толстым свертком под мышкой, Корали была счастлива. Она решила связать целое платье, как у Валери, даже если бы ей на это понадобилось несколько лет.
На ужин была говядина в горшочке, очень вкусная и нежная. А Корали она казалась еще вкуснее оттого, что теперь она знала рецепт ее приготовления. Миссис Шеннон поручила ей взбивать подливу и готовить соус. Девушка была на седьмом небе от счастья, словно сотворила что-то грандиозное — по меньшей мере создала мир. Корали была потрясена и восхищена тем, как просто делаются обычные, повседневные вещи, и очень гордилась, что тоже принимала в этом участие. И с победным видом объявила об этом Дану.
— А я научилась печь блины и взбивать подливу, — радостно сообщила она, с искренней теплотой глядя на него и радуясь, что он — ее брат и она имеет право немножко похвастаться перед ним.
Дан тоже обрадовался, увидев сестру и подумав, как гордился бы ею отец, если бы мог сейчас ее видеть.
«А может быть, он и видит ее», — сказал он про себя, окидывая ее нежным взором, и на губах его появилась легкая улыбка. Корали вдруг наклонилась и схватила его за руку, радостно сверкая глазами.
Что ж, может быть, в его жизни все же появится сестра?
Глава 18
Корали вернулась домой в понедельник после обеда.
Она задержалась, чтобы помочь миссис Шеннон перемыть и вытереть всю посуду. Хозяйка дома посвящала ее в премудрости обращения с посудомоечной и стиральной машинами. Корали все внимательно слушала: отчасти потому, что ей было действительно интересно, отчасти потому, что хотела оттянуть возвращение домой.
Она не сомневалась, что к этому времени Лиза уже вернется, и боялась встретиться с ней.
Они очень мило поболтали с миссис Шеннон. Корали спрашивала о том, о чем давно уже спросила бы у Лизы, будь та мудрой женщиной с любящим сердцем. Потом она стала расспрашивать ее о Боге, о молитве. В этой доброй немолодой женщине было что-то такое нежное, такое родное, что Корали слушала ее, сидя у ее ног, и будто впитывала каждое ее слово. Девушке вдруг почудилось, что она вернулась в теплый, уютный дом после бурного, опасного плавания, и так здорово было, что можно спрашивать обо всем и ничего не бояться.
Она осталась и на обед, отведала вкуснейшего супа, который кипел на плите, с гордостью сама вымыла посуду, потом вытерла и осторожно убрала в шкафчик, чувствуя, что впервые в жизни сделала что-то полезное.
Затем, печальная и задумчивая, распрощалась с радушными хозяевами и после теплых объятий, поцелуев и добрых напутствий отправилась туда, где был ее дом, если можно его было так назвать. Хотя теперь Корали понимала, что на самом деле он никогда не был ее настоящим домом.
Выйдя из лифта, она сразу догадалась, что Лиза вернулась, причем не одна. Обе гостевые комнаты были заняты.
Встретив в коридоре Беллу, Корали выяснила, что Лиза вернулась в воскресенье, с ней было несколько гостей, и шумная попойка продолжалась почти до утра, а сейчас все спят.
Сердце у нее упало. Этого она больше всего и боялась. Такое случалось уже не первый раз, и она с ужасом думала, что к вечеру гости проснутся, и начнется все сначала. Как это будет не похоже на выходные, проведенные в тихом семейном кругу Шеннонов! Ее бросило в дрожь от этой мысли.
Белла не знала точно, что за гости у них остались, но сказала, что мистер Кавано пробыл до рассвета, потом ушел и, скорее всего, вернется к ужину. А обе дамы, занявшие гостевые комнаты, ей совершенно незнакомы — хозяйка привезла их из Канады.
Корали помедлила у двери своей комнаты, тревожно осмотрела коридор, но пока все было тихо. Она даже подумала — может, пока не поздно, ускользнуть отсюда, уехать куда-нибудь. Только куда ей ехать? К Шеннонам нельзя, она и так долго у них гостила, хотя они и принимали ее, как родную. Так скоро возвращаться — неприлично. Конечно, она может на время поселиться в гостинице, но сколько она там проживет? Впрочем, теперь она может обратиться за советом к Дану — у него появился телефон. Она может позвонить ему в любое время. Эта мысль ее успокоила.
Она заказала ужин себе в комнату пораньше, пока гости еще отдыхали, и сказала Белле, что устала, не хочет, чтобы ее беспокоили, и просила не сообщать о ее возвращении, если только Лиза напрямую не спросит об этом.
Корали, которая разговаривала сейчас с Беллой, очень отличалась от той, что покинула этот дом в пятницу вечером. За это время она научилась молиться.
После того как Белла ушла, она закрылась на ключ и встала на колени, прося у Бога помощи и заступничества. Она молилась и за Лизу тоже. Впервые ей пришло в голову, что она может молиться и за Лизу и передать все в руки Отца Небесного.
Она предусмотрительно опустила жалюзи, чтобы снаружи никто не заметил, что она дома. Потом включила настольную лампу и обыскала комнату — все ли на месте. Она не знала, насколько можно было доверять Лизе. Вскоре Белла принесла поднос с ужином. Корали взяла его и снова заперлась на ключ.
Сегодня вечером ей вряд ли удастся поговорить с Лизой, раз в доме гости, а к ужину придет еще несколько человек. Опять начнется веселье и шумное гулянье.
Корали быстро доела скромный ужин, переоделась в простой черный атласный костюм, чтобы в любой момент можно было уйти из дома, если понадобится. Потом позвонила Белле, отдала ей поднос и снова заперлась в комнате, выключив даже маленькую настольную лампу. Может быть, ей повезет и удастся провести вечер спокойно, если никто не заметит, что она дома.
Она бросилась на кровать. В окно вплывали звуки ночного города — она немного приоткрыла створки. Где-то неподалеку было слышно радио, с улицы доносились веселые голоса, вдали завыла сирена пожарной машины, мимо прогрохотал тяжелый грузовик. Круговорот жизни продолжался, а Корали лежала в темноте и размышляла о том, что произошло с ней в последние дни, пыталась осмыслить свою жизнь с самого начала и до грядущего конца, где сияли широко открытые ей Небеса.
Снова и снова она обдумывала все это, и мысль ее упорно возвращалась к одним и тем же вопросам.
Уличный шум изменился. Торопливые шаги и голоса стихли, послышался беззаботный смех. Люди выходили на улицу в поисках веселья, развлечений, возвращались домой после работы.
Вдруг в другой части квартиры раздались шаги. Шли к столовой. Загремел вдали лифт. Зазвучали легкий смех, веселые восклицания. А вот и Лизин голос! Она идет к ней в комнату? Нет, свернула в столовую. Снова ее голос, теперь уже дальше отсюда. Знакомый, высокий, неестественный, какой всегда бывал у нее после ночного кутежа. О, как хорошо знала Корали все оттенки презрения, злости, даже ненависти, которые могли звучать в этом голосе. Этот голос должен был быть ей роднее всех на свете, а вместо этого вызывал дрожь. Она не посмела бы даже близко подойти к ней, когда Лиза в таком состоянии. Она знала, что вызовет у матери только взрыв раздражения и упреков.
