Марта Шилдз - Верю тебе
— Я… мне пришлось ехать навстречу солнцу, и глазам стало больно.
Для доверчивого Габи этого оказалось достаточно.
— Можно я не буду ложиться, мам? «Отважных» показывают по нашему телику! Ну можно, мам? Пожалуйста!
С тех пор как прошлым летом Рэнди побывал на игре «Отважных из Атланты», мальчики стали страстными болельщиками этой команды. Однако их игру показывали в основном по кабельному телевидению, а кабельное телевидение было дорогим удовольствием, без которого они вполне обходились.
— Рэнди будет смотреть, — настойчиво повторил Габи.
Рэнди Дженкинс был лучшим другом Габи: во-первых, они были ровесниками и жили рядом, а во-вторых, мать Эммы присматривала за мальчиками в будни, когда родители Рэнди были на работе. Его отец был врачом в детской больнице, а мать — помощником прокурора города. Поэтому они могли позволить себе кабельное телевидение. Они могли позволить себе все что угодно. Соперничать с ними в достатке Эмма даже и не пыталась.
— А что сказала Буля? — спросила она сына. Булей Габи называл бабушку с тех пор, как начал говорить.
— Она сказала, чтобы я спросил у тебя.
Неудивительно, что он носился по дому как крошечное торнадо. Эмма заколебалась. Пожалуй, если они позволят ему ловить светлячков дотемна, посадят в теплую ванну, а потом сядут с ним рядом перед телевизором, он уснет еще до первой рекламы.
— Ну, хорошо. Буля на заднем крыльце? Габи кивнул, потом крепко обнял мать.
— Спасибо, мам!
Она успокоила свою совесть, дав себе слово записать для Габи эту игру на видеокассету.
— Ты получила работу? — спросил сын нетерпеливо.
Эмма покачала головой.
— Нет.
Мордашка у него вытянулась.
— Значит, у меня не будет собственной комнаты.
— Да, какое-то время. Мне очень жаль.
Крыша текла, так что пользоваться вторым этажом было нельзя. Они все обитали на первом, и поэтому Габи приходилось спать вместе с матерью в комнате, которая служила когда-то небольшой гостиной.
Плюсом было то, что отпадала необходимость в кондиционере на верхнем этаже, что значительно снижало коммунальные расходы.
Эмма убрала прядь со лба сына.
— Пойди скажи Буле, что я приду через минуту. Хорошо?
— Хорошо, мам. — Габи выбежал из гаража. Ее сын никогда не ходил. Он носился.
Эмма потянулась за сумкой, но рука застыла в воздухе — чего-то не хватало. Ее папки. Где… Эмма невольно застонала — она забыла папку в конференц-зале, в гостинице. Что Раф подумает о ее работах? Удосужится ли вообще посмотреть на них?
Надо позвонить завтра в отель, спросить, не передавал ли кто-нибудь папку — она была дорога ей. Это был рождественский подарок мамы в тот год, когда Эмма изучала графическое искусство на первом курсе Мемфисского университета. Эмма не хотела терять ее.
Внезапно ей пришло в голову, что папку может вернуть Раф. У нее перехватило дыхание, но она поспешила прогнать эту мысль. Он не потрудился связаться с ней за шесть с половиной лет, не проявил интереса к собственному сыну, даже не позвонил ни разу. Станет ли он утруждать себя из-за какой-то старой папки?
Эмма поднялась на крытое заднее крыльцо. Ее мать сидела в своем любимом кресле-качалке, в тени от сгущавшихся сумерек.
Эмма положила сумку на плетеный стол и села в плетеное кресло.
— Габи делает успехи.
— У него уже двадцать два светлячка в коробке. — Сильвия Грэй улыбнулась. Мне было доложено о каждом.
С ликующим криком сын Эммы бежал к крыльцу, высоко держа коробочку с жуками.
— Двадцать три!
— Остановимся на двадцати пяти, договорились? — сказала Эмма. — Тебе пора принимать ванну.
— Ну-у-у, мам.
— Или двадцать пять штук, или пятнадцать минут, смотря что произойдет раньше. Ты ведь собирался посмотреть игру, разве не так?
— Так. Ну, ладно. — Габи погнался за следующим светлячком.
— Габи сказал, что ты не получила работу, спокойно проговорила Сильвия.
— Не получила.
— Они нашли кого-то другого?
— Нет. Я не знаю. То есть… — Эмма сделала глубокий вдох. — Ни за что не догадаешься, с кем я встретилась на этом собеседовании. Никогда в жизни.
Мать бросила на Эмму встревоженный взгляд.
— С кем?
— С Рафом.
Это имя повисло между ними во влажном июньском воздухе, словно москит, высматривающий свою жертву.
Наконец Сильвия произнесла:
— Разумеется, ты не имеешь в виду своего Рафа.
— Моего Рафа? — горько рассмеялась Эмма. — Нет, он, безусловно, не мой Раф.
Сильвия перестала качаться в кресле.
— Как это может быть? Он же погиб.
— Значит, нет. — Эмма раздраженно пожала плечами. — Похоже, отец был прав. Я думаю… — она помолчала, боясь, что дрогнет голос, — я думаю, что не была ему нужна. И Габи тоже.
— Что ты хочешь этим сказать? Ты считаешь, что он инсценировал свою смерть? Эмма качнула головой.
— Сначала я так и подумала. Ты не представляешь, как я была потрясена. Не понимаю, как такое возможно. Я знаю, он был ранен. У него жуткие шрамы на лице и на руках. Может быть, его нашли уже после того, как я вышла замуж за Джерри, и он воспользовался этим как предлогом, чтобы избавиться от меня?
— Что он сказал, когда увидел тебя?
— Он вел себя так, будто не узнал меня. Он говорит, что у него потеря памяти.
— Возможно, так и есть. — Сильвия снова начала качаться в кресле. — Такое иногда случается. Эмма закатила глаза.
— Только в тех мыльных операх, которые ты смотришь.
— Но, дорогая, возможно, что он…
— Мама, я звонила его матери несколько раз. Она знала, что я волнуюсь. Почему она не позвонила мне, когда они нашли его? Если, конечно, он сам не попросил ее не делать этого?
Сильвия поджала губы, словно боясь сказать что-то лишнее.
— Что такое, мама? Сильвия вздохнула.
— Возможно, она и звонила. Ты уже переехала в Нашвилл к тому времени. Если к телефону подходил твой отец…
— Он никогда не сказал бы мне. Да и ты тоже, задумчиво произнесла Эмма.
Она откинула голову на спинку кресла. Голова гудела. Все это только предположения. Раф был единственным, кто мог ответить на все ее допросы, но именно он и отказался что-либо объяснять. И значит, она права.
— Давай не будем больше об этом, ладно? Он не хочет иметь с нами ничего общего, это его дело. Я просто подумала, что ты должна знать, на всякий случай… Я была так расстроена, что забыла там папку с работами. Он может попытаться вернуть ее. Хотя я в этом сомневаюсь.
— Двадцать четыре! — закричал Габи. С минуту Сильвия помолчала.
— Это твой Раф. Раз он не умер, ты продолжаешь быть замужем за ним.
