Марианна Лесли - Любить и верить
— Тебе следовало его послушаться. Он знает, как я к тебе отношусь.
— Он тебе звонил, да?
— А это имеет какое-нибудь значение?
— Не знаю, — вздохнула она. — Возможно, и нет, но тем не менее тебе необходимо услышать то, что я скажу.
Некоторое время Брюс молчал, изучая ее непроницаемым, каким-то отстраненным взглядом, затем заговорил:
— Избавь меня от своих оправданий, Клэр. Мне ничего от тебя не нужно, в особенности твоих лживых обещаний, о которых ты тут же забываешь. Когда я действительно в тебе нуждался шесть лет назад, ты повела себя как последняя стерва. А теперь ты мне не нужна и я искренне рад, что нашей совместной жизни пришел конец. Я вычеркнул ее из памяти и советую тебе сделать то же самое.
Его жестокие слова словно острый нож поразили ее в самое сердце. Клэр вскочила, на щеках вспыхнул гневный румянец, руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Послушай, Брюс Макалистер! Я не сделала ничего такого, чего мне надо было бы стыдиться или за что я должна извиняться. Я здесь не для того, чтобы говорить о нашем браке, я прекрасно знаю, что между нами все кончено. Ты ясно дал это понять, затеяв развод. И я не жду, что между нами может что-то измениться. — Она расправила плечи. — Но я жду человеческого отношения к себе. Я тебе не враг, хоть ты меня и ненавидишь, к тому же ты не единственный, кто пострадал шесть лет назад.
Брюс пронзил ее уничтожающим взглядом и заходил по комнате. Клэр не сводила с него глаз. Он напоминал зверя в клетке, такой же дикий, неукротимый, опасный. Неожиданно Брюс приблизился к ней. Она непроизвольно отступила назад и тут же стала укорять себя за глупое ребячество. Но он всего-навсего взял из корзины полено и подбросил его в огонь.
Брюс выпрямился, и, пока он смотрел на игру пламени, Клэр вглядывалась в его резкий, точеный профиль. Он стоял, стиснув зубы и немного приподняв голову. Он слегка тряхнул ею, отбрасывая назад длинные волосы, и тут она заметила блеснувшую золотом в мочке правого уха серьгу. Изумленная этим новым открытием, добавляющим еще один штрих к портрету теперешнего Брюса, и загипнотизированная его близостью, Клэр стояла не дыша. Не шелохнувшись, она ждала, когда он отойдет, но вместо этого Брюс повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Ее сердце учащенно забилось, мысли перепутались. Еще никогда Клэр не чувствовала себя такой маленькой и уязвимой. Она вся трепетала от какого-то смутного предчувствия и не могла отвести от него взгляд. Как зачарованная она смотрела на пульсирующую у виска жилку, на твердые черты лица, на изогнутые в ироничной усмешке губы, не в силах избавиться от мысли, что будет, если сейчас она возьмет и дотронется до него, почувствует, как изменилось его тело, снова испытает его страсть. Клэр понимала, какому риску подвергает себя, но это было сильнее ее. Желание, дремлющее со времени его заключения, дало о себе знать. Она хотела его и ничего не могла с собой поделать. Несмотря на перемену — а может, благодаря ей, — Брюс выглядел таким земным, таким чувственным и притягательным…
Не прикасайся ко мне! — мысленно взмолилась она, когда заметила в его глазах огонек вожделения. Прошу тебя, умоляю, не допускай даже мысли о том, чтобы дать волю своей похоти. Я умру, если ты надругаешься над тем, что было между нами.
2
Брюс злился и негодовал на свое тело, которое предавало его и, несмотря ни на что, желало эту женщину, которую он так упорно стремился вырвать из своего сердца, из своей жизни. Ему уже почти удалось сделать это, но вот она приехала, он увидел ее — и что же? Желание, сильное и неотвратимое, словно удар под дых, поразило его, с каждой минутой разгораясь с новой силой. Он хотел ее, страстно желал каждой клеточкой своего тела, но боялся, что стоит ему только коснуться ее, как он с головой окунется в водоворот страсти, из которого уже не выбраться.
Возвышаясь над ней, Брюс жадно всматривался в ее лицо, которое не видел без малого шесть лет, как бы желая отыскать следы былой страсти и нежности, того блаженства, которое он испытывал когда-то в ее объятиях. И проклинал себя за эту слабость. Не имеет значения, какой она была, какой стала и насколько сильно он ее желает. Тогда, шесть лет назад, она предала его, их любовь, убила их ребенка, и он никогда не простит ей этого, что бы она ни сказала и ни сделала. Такое нельзя ни простить, ни забыть. Теперь он предъявляет к женщинам другие требования, и она им не соответствует.
— Мне не нравится, что ты сделала со своими волосами, — вдруг неожиданно для себя сказал Брюс, удивляясь, почему его это волнует.
Клэр одной рукой поправила влажные растрепавшиеся волосы, не отводя от него взгляда.
— Так гораздо удобнее, меньше возни. — Она помнила, как он всегда восхищался ее длинными волосами и говорил, что они по цвету напоминают ему выдержанное вино.
Его ладони внезапно зачесались от желания коснуться этих волос. Раньше они были длинные, ниже лопаток, и он мог часами перебирать густые шелковистые пряди цвета красного дерева, когда по вечерам они вместе смотрели телевизор, занимались любовью или просто лежали обнявшись и мечтали о будущем.
Воспоминание об этом свело на нет все усилия, которыми он пытался подавить вспыхнувшую страсть. Новая волна желания накрыла его с головой и затянула в свой водоворот. Нет! Он не должен поддаваться! Не должен идти у нее на поводу. Страсть делает человека уязвимым. Эту истину Брюс постиг еще до заключения, но особенно хорошо усвоил ее во время своего пребывания здесь.
Желание не отпускало его. Оно билось в мозгу, пульсировало в паху. Наверное, это отразилось на его лице. Он поймал испуганный взгляд Клэр. По ее стройному телу пробежала дрожь. Она напомнила ему испуганную самку оленя, в любой момент готовую сорваться с места и убежать от самца. Но в отличие от оленухи, невинного создания, Клэр Фолкнер была самой лживой и двуличной женщиной, которую он когда-либо знал.
— Распусти волосы.
— Брюс… — побледнев, произнесла она.
— Распусти. Прямо сейчас! — приказал он.
Трясущимися руками она стала вынимать шпильки, поддерживавшие когда-то аккуратную прическу, и класть их во внешний кармашек сумки. Прищурившись, он наблюдал за ней. Вынув все шпильки, Клэр тряхнула головой, позволив волосам рассыпаться по плечам. Это движение было таким чувственным, что Брюс с силой стиснул кулаки, едва сдерживая себя.
Он приблизился. Она стояла с опущенными руками, грудь вздымалась и опускалась, из нее вырывались какие-то странные, хрипловатые звуки. В карих глазах затаились страх и отчаяние, зрачки расширились, веки чуть подрагивали. Брюс знал, что он тому причиной, но ему было все равно. Страх и отчаяние сопровождали его долгие годы, теперь пришел ее черед. А на что она надеялась, заявившись к нему после долгих шести лет разлуки? Он так или иначе найдет способ отомстить ей. Она это заслужила после того, как бессовестно бросила его, когда была ему так нужна.
