Пола Ру - Забытое счастье
— Николай внес поправки... — Финн нахмурился, подыскивая правильное английское слово.
— Дополнение к завещанию?
— Да. Оно лишает ее всех прав на компанию, но мы не можем найти этот чертов клочок бумаги.
Финн наблюдал, как девушка берет чашку, дует на горячий напиток, как наматывает на палец блестящий каштановый локон, и чувствовал растущее внутри желание.
— Мне кажется, Марлен тебя недолюбливает, — смущенно продолжил он.
— Верно.
— Почему?
— Потому что я разрушила ее планы. Когда мы встретились, я и понятия не имела, кто ты такой. Ты ничего мне не рассказывал о себе до приезда в Данию, однако твои друзья и семья посчитали, что я охочусь за деньгами. Ты у себя на родине знаменитость. — Она стрельнула в него глазами. — И когда твоя мачеха сказала правду...
— Какую?
— Что до отлета в Австралию ты был помолвлен и мне следует тихо уйти, взяв деньги в качестве компенсации.
Финн замер, затем медленно перевел дух.
— И ты?..
— Я не взяла деньги.
Он почему-то сразу поверил ее тихому признанию.
— Извини, — сдавленным голосом произнес он.
Алли выглядела такой ошарашенной, словно увидела у него на лбу третий глаз.
— Ты действительно ничего не помнишь? — снова спросила она.
— Ничего.
— Ни нашу свадьбу? Ни то, как мы познакомились? Наши... — она зарделась, — ссоры?
— Нет.
— И как ты себя при этом чувствуешь?
— Сказать по правде, я в бешенстве. Ты знаешь практически все обо мне, а я... — Он обреченно махнул рукой. — За исключением двух-трех моментов, я тебя совсем не помню.
Его лицо болезненно исказилось.
— Мне жаль твоего отца, — тихо сказала она. — Он... страдал перед смертью?
Финн не хотел вдаваться в подробности, но под влиянием какой-то неведомой силы произнес:
— Когда его увозили в госпиталь, с ним все было в порядке, он даже написал дополнительное распоряжение к завещанию, но на следующий день его не стало.
— Он... был, — Алли часто заморгала, — хорошим человеком. Он мне нравился. — В ее улыбке сквозила печаль.
— Марлен говорила...
— Что мы не ладили или... что мы ладили слишком хорошо?
Финн промолчал, и Алли покачала головой.
— Он был добр ко мне, любил повторять, что я заставила его почувствовать себя снова молодым. Я помню... — Она запнулась. — Я помню, однажды он отложил встречу, чтобы отвезти меня на экскурсию по городу. Мы с тобой жили в Копенгагене уже две недели, и он очень удивился, что ты не показал мне достопримечательности.
— Возможно, я работал. Поэтому Марлен ревновала? — сам не зная почему, спросил он. Когда она пожала плечами, Финн изумленно изогнул брови. — Если ты говоришь намеками, потому что щадишь мои чувства, то не нужно. Я знаю, на что способна Марлен.
Алли заерзала на кушетке.
— Николай был забавным. Харизматичная личность, живой ум, склонность к сарказму. Однако он был моим свекром. Марлен не одобряла нашей дружбы и обвиняла меня бог знает в чем.
Еще один кусочек мозаики встал на место. Но имел ли в действительности место любовный треугольник?
— Ее обвинения хоть отчасти правдивы?
Алли вскочила на ноги и зашагала по комнате. Ее лицо пылало от негодования.
— О боже... нет! НЕТ!
— Марлен ясно обрисовала характер ваших отношений.
— Могу себе представить. — Алли резко отбросила волосы с лица.
— А квартира?
Она нахмурилась.
— Мы говорили о ценах на жилье в Сиднее. Я сказала, что дома у пляжа всегда очень дорого стоят. Он купил квартиру на свое имя. Когда я приехала домой, мне негде было жить, и он предложил пожить в той квартире бесплатно столько, сколько мне нужно. Я настаивала на оплате, и мы договорились о месячной ренте, по моему мнению очень низкой, но...
Финн молчал.
— Никаких тайных встреч и свиданий между нами не было и не могло быть, — твердо добавила она. — Все было предельно честно. Я была влюблена в тебя. А для Николая на первом месте стояла его фирма. Как, впрочем, и для тебя. Он был предан своему делу, поэтому и сумел добиться такого успеха. — Она произнесла последнюю фразу как-то особенно печально.
Финн понял, что был невнимателен к своей молодой жене. Он так хотел достойно продолжить дело отца, что работал как вол. И, судя по всему, не умел наслаждаться плодами своего труда, позволил женщине, которую безумно любил, уйти.
И как теперь заставить Алли поверить ему, а заодно спасти компанию и обуздать собственные телесные желания?
Финн чувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
Он потер ладонью подбородок.
— Я рассказывал тебе о своей семье?
— Я получила больше информации от твоего отца. Луиза рассказывала о компании и сотрудниках. А Марлен только и делала, что просвещала меня насчет твоих бывших девушек.
Чертова сплетница!
— Моя мачеха из бедной семьи и всегда боялась потерять деньги и статус. Она рассказывает о нашей «голубой крови» всем, кто хочет слушать, но на самом деле о первых Соренсенах известно крайне мало. Так что, скорее всего, я не принц. — Он улыбнулся. — А помолвку я разорвал до отъезда в Сидней. Соренсен одна из самых древних фамилий в Дании, но близких родственников у нас очень мало. У моего отца все было завязано на бизнесе. Он провернул несколько рискованных предприятий, чтобы начать свое дело. Мой дядя жил одиноко, и после его смерти пять лет назад все перешло ко мне. Мое настоящее состояние на сегодняшний момент составляет свыше двух миллиардов.
— Долларов?
Он кивнул, и Алли на мгновение зажмурилась.
— Никогда бы не подумала.
Финн пожал плечами, словно его не очень волновала ее реакция. Ее руки затряслись, и он осторожно забрал у нее чашку и поставил на стол.
Девушка несколько раз смущенно пригладила волосы.
— Скажи что-нибудь, — попросил он, когда неловкое молчание затянулось.
— Дай мне минутку.
Он молча изучал черты ее лица, мысленно сравнивая их с ее изображением на старых фотографиях. До отъезда сюда он часами разглядывал их, стараясь вызвать в себе хоть малейший намек на былую страсть.
Пустота.
Он отчетливо помнил, как, вернувшись из больницы, открыл коробку с разной мелочью и бумагами — и игра в кошки-мышки началась. Не прикасаясь к старым фотографиям и письмам, он оставался трезвомыслящим и рассудительным, но стоило ему прочитать хоть слово или дотронуться до какой-нибудь вещицы, как в душе поднималась паника.
В голове мелькали обрывки воспоминаний — незнакомый город, понимающий взгляд темно-серых глаз, первое неловкое прикосновение.
Слабый свет забрезжил в темном туннеле его рассудка.
