Энн Мэтер - Упрямая гувернантка
Виктория отступила назад:
— Не беспокойтесь на этот счет, герр барон. Я тоже считаю, что Софи следует дать возможность снова стать обычным ребенком. А что касается ее уважения и восхищения — не убеждена, что ими пользуюсь. Скорее, речь идет о чем-то вроде невольной симпатии.
Барон пристально посмотрел на нее.
— Я вас рассердил, — чутко заметил он.
Виктория вздохнула.
— Нет. Я только хочу, чтобы вы ушли и дали мне делать свое дело, — ответила она. — Кроме того, — в ее тоне была горечь, — вас ждет фройляйн Шпигель.
Барон заглянул ей в глаза:
— Фройляйн Шпигель для меня ничего не значит. Она друг, не больше. Когда-то она жила в Райхштейне. В те дни считалось, что мы замечательно подходим друг другу, даже можем пожениться. Но из этого ничего не вышло, и Маргарета уехала работать в вашу страну. Она модельер, и, по-моему, довольно удачливый.
Виктория безразлично пожала плечами.
— Меня это не интересует, герр барон, — почти дерзко заявила она.
— В самом деле?
Девушка почесала нос указательным пальцем:
— А зачем? Я не сторож вам. Как вы только что объяснили, то, что произошло между нами, — только несчастное стечение обстоятельств. Как меня могут касаться ваши… ваши другие дела?
— Вы намеренно злите меня, Виктория!
Девушка окинула его раздраженным взглядом:
— Почему же вы не уходите? Почему мы все еще разговариваем? С какой целью? Вы требуете от меня некоего прощения, чтобы с легким сердцем вернуться к жене…
— Замолчите! — Гладкая кожа под загаром побледнела. — У меня нет жены!
На лице Виктории отразилось недоверие. Нет жены? Что это значит? Что Софи права? Ее мать никогда не была замужем за ее отцом? Может быть, версия романа с деревенской девушкой имела основание? Виктория совсем запуталась.
Оставалось только беспомощно стоять и смотреть, желая более никогда не доводить барона до такого состояния. Усталость и уныние на его лице разрывали девушке сердце, и она не знала, как убрать это выражение. Виктории так много хотелось ему сказать, столько вопросов требовали ответа, но она молчала.
Барон выпрямился и направился к двери. Затем остановился и взглянул на гувернантку.
— Итак, теперь вы знаете, фройляйн, — резко сказал он. — Ваше любопытство относительно матери Софи удовлетворено?
Виктория сконфуженно покачала головой.
— Хотите сказать, что мать Софи умерла? — забросила она удочку.
Барон холодно прищурился.
— О, не все так просто, фройляйн, — угрюмо ответил он. — Насколько мне известно, она живет в Штуттгарте и прекрасно себя чувствует!
И, не давая ей возможности задать новые вопросы, вышел, со сдержанной силой захлопнув дверь.
Глава 10
День тянулся до ужаса медленно. Мария сообщила Виктории, что барон, его гостья и Софи не вернутся до обеда, и поэтому девушку ждали долгие, мучительные часы безделья, заполненные невеселыми раздумьями и тревогой. Слова барона невозможно было выкинуть из головы, она никак не могла сосредоточиться на своих занятиях. Воспоминания о последних мгновениях их встречи прокручивались в голове, пока Виктории не показалось, что она сходит с ума.
В конце концов она бросила письменное задание, которое установила себе, и отправилась в большой зал, где провела несколько бесполезных часов в игре с собаками. Было таким облегчением уйти от неразберихи в мыслях и отдаться физическим ощущениям!
Шум въезжающего во двор автомобиля поднял ее на ноги, и она подбежала к окну. Это была машина доктора Циммермана, он увидел ее в окне и помахал рукой, как и раньше. Но на этот раз Виктория не стала гадать, следует ли развлекать его в отсутствие барона, слишком обрадовалась появлению собеседника, способного отвлечь от преследующих ее мыслей.
Виктория открыта доктору дверь, и он улыбнулся при виде ее радости.
— Итак, фройляйн, — сказал он, копируя интонации барона, — что вы здесь делаете, ждете мужчину?
Виктория улыбнулась:
— Не говори глупостей, Конрад. Входи, на улице мороз. Барон предупредил о твоем приезде. Но я совершенно здорова и не нуждаюсь в профессиональной помощи.
Конрад закрыл за собой дверь:
— Это правда? Что ты делала на Глокенберге?
Виктория сжала губы.
— Пыталась поймать Хельгу. Когда я позвала ее, она отказалась подчиниться, и я пыталась ее схватить.
— Понятно. — Он кивнул и поставил свой чемодан на стол. — Ну, раз я здесь, взгляну на твои синяки. А потом, возможно, Мария пригласит меня остаться на ленч.
Виктория нахмурилась:
— А как же твои пациенты?
— Если не случится ничего срочного, я свободен на пару часов, — ответил доктор, снимая пальто. — Должен сказать, что ожидал большего радушия.
Виктория приняла удрученный вид:
— Извини. Просто… я не вправе предлагать тебе гостеприимство, я здесь всего лишь служу.
Конрад покачал головой:
— Не важно. Мария мне разрешит. Я много раз оставался, когда Хорст уезжал на целый день. — Он открыл чемоданчик. — А теперь посмотрим твою голову.
Конрад просидел с двумя женщинами на кухне до трех часов, развлекая их забавными анекдотами о пациентах. «Какой славный парень», — подумала Виктория, удивляясь, почему жизнь сводит ее совсем с другими мужчинами.
После его ухода они остались наедине с Марией. Виктория помолчала, походила по комнате, провела пальцем по полированной поверхности буфета, долго и внимательно разглядывая свое отражение в сверкающем соуснике. Затем повернулась и спросила:
— Мария, кто мать Софи?
От неожиданности Мария застыла как вкопанная.
— Ах, — наконец сказала она. — Это меня не касается, фройляйн.
Виктория вздохнула:
— К чему все эти тайны? Все, кого я спрашиваю, избегают упоминать эту женщину. Почему? Что случилось?
Мария перешла к столу, взяла тарелку и стала протирать ее и без того сверкающую поверхность.
— Почему бы не спросить самого барона, фройдяйн?
Виктория опять вздохнула:
— Утром барон сказал, что мать Софи живет в Штутгарте. Это правда?
— Если так говорит герр барон, то правда, — откликнулась Мария.
— Он также сказал, что у него нет жены.
— Это верно, фройляйн.
— Но в день приезда я спросила, где баронесса, и вы сказали, что не здесь, намекая на какое-то другое место.
— Так и есть, — кивнула Мария. — Баронесса — мать барона. Она приезжает в Райхштейн на лето, но зимой здесь для нее слишком холодно. Она живет с сестрой барона в Вене.
Виктория медленно переварила новость. Итак, у барона есть мать и сестра. Почему-то она вообразила, что он последний в семье, естественно, не считая Софи.
