Софи Уэстон - Танцуй со мной
- Патрик, - сказал он без выражения. - Да. Я, выходит, что-то не расслышал, когда ты рассказывала о нем?
Алексис замерла от этого ледяного голоса.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты не позволяешь настоящим людям притронуться к себе, - сказал он. У нее было такое ощущение, будто он скомкал свою злость и швырнул ей.
- Что?
- Это его слова, - напомнил Майкл. - Твоего Патрика. Ты не позволяла настоящим людям притронуться к себе. Настоящие люди, насколько я понимаю, - это сам Патрик. А если он не прикасался к тебе, то из твоих рассказов следует, что никто другой тоже.
Алексис сглотнула. Он был зол, более чем зол.
- Ты это знал, - шепотом протестовала она.
- Черт! - Это был взрыв. Он запустил пятерни в шевелюру, явно пытаясь сдержаться. - Я знал, что у тебя странные табу и буйный любовник, от которого надо сбежать. - Его голос хлестал, как плеть. - Но я не знал, что ты… - Он вскочил, схватил ее за плечи и заглянул через глаза в самую душу. - Скажи мне правду, Алексис. Вчерашняя ночь была для тебя первой?
Она побелела.
У Майкла окаменело лицо.
- Черт! - сказал он снова.
Алексис хотелось умереть. Вместо этого она гордо вскинула голову.
- Какое это имеет значение? Чего ради? Если это не важно для меня… - она с трудом сглотнула, - тебе-то что?
Его глаза стали почти черными. Он оттолкнул девушку.
- Мне-то что… Если у тебя будет ребенок от меня, это будет иметь ко мне очень большое отношение, - ровным голосом сказал он. - Тебе не кажется?
Алексис задохнулась. Он сказал это с рассчитанной грубостью, как если бы желал сделать больно. Она все поняла. Значит, это была физиология, и ничего больше.
Майкл провел рукой по лицу.
- Господи, ты что же, в самом деле не понимаешь?
Он снова взял ее за плечи. Она чувствовала силу мускулистых рук. Собственные кости показались ей хрупкими и беззащитными в этих руках.
- Слушай, - с хрипотцой начал он. - Ты отдала свое сердце придуманному образу на… Сколько это длилось? Восемь лет? Когда он вернулся, реальность тебе не понравилась.
- Нет, - протестовала Алексис, но он едва ли слышал.
- Потом ты решила попробовать полетать на крыльях любви со мной, вопреки суровой реальности. - Он немилосердно встряхнул девушку. - Очнись, Алексис, нельзя играть людьми, как куклами.
- Я не… - шепнула она побелевшими губами.
- Ты не видишь того, что у тебя под носом, - хрипло сказал он. - Пока ты разбивала свое сердце и мучилась сомнениями относительно Патрика, что, по-твоему, происходило с ним? - На мгновение у него сделался ненавидящий взгляд. - Он хотел тебя так, что в глазах темнело. Алексис вздрогнула.
- Я говорила ему…
- О Боже, - сказал Майкл. - Ты думаешь, все говорят «пожалуйста» и «спасибо» и уходят, когда их об этом просят, как подобает джентльменам. Жизнь не такая. Люди не такие.
- Я знаю…
- Так нет же. - Он мрачно всматривался в ее лицо. - Человек может сгореть из-за тебя, а ты и не заметишь, что пахнет паленым.
- Ты сумасшедший, - выговорила потрясенная Алексис.
- Правда? - Он усмехнулся. - Может быть, ты и права.
Он притянул девушку к себе, так что ее рука оказалась зажатой между телами. Его кожа была гладкой и теплой. Алексис судорожно вздохнула. Он нагнул голову, едва не касаясь губами ее закрытых век. Когда он заговорил, она чувствовала его дыхание, подобное морскому ветру.
- Ты когда-нибудь задавалась вопросом, что я чувствую, когда прикасаюсь к тебе?
- Нет, - ответила она. Это вырвалось невольно и не было ответом на его вопрос.
Майкл печально рассмеялся.
- Давай покажу, - сказал он почти нежно.
Он вдруг стал чужим. Перемена была такой быстрой, такой полной!… После ночи нежности и страсти в это почти невозможно было поверить, но он на глазах превращался в хищника, с которым она столкнулась на приеме у Шейлы.
- Отпусти меня, - сказала Алексис.
Она вырывалась, но было слишком поздно. Она ничего не могла сделать, прижатая к нему, и Майкл без труда подхватил ее и бросил на кровать, едва ли замечая сопротивление.
На этот раз не было ни нежности, ни долгого разжигания ее чувств. И не было - на этот раз - никакого сомнения в его чувствах. Его глаза потемнели от страсти. И Алексис испытала такое же сильное чувство.
Потом, когда он обмяк на ней, пришел стыд, а вместе с ним - ощущение предательства. Неужели только сегодня она вслушивалась в шумы радиостанции, моля, чтобы он остался невредимым?
Майкл пошевелился, поднимаясь с нее.
Повернув голову, Алексис увидела, что он потрясен почти так же, как она сама. Это ее не обрадовало. Сегодня, разговаривая с ним по радио, принимая участие в операции, она ощущала себя одним целым с ним, и все происходило в реальном мире. Ее это немного испугало - она не хотела мешать ему, - однако ощущение не было химерическим, как ее чувство к Патрику. Но она не подозревала тогда, чем это обернется.
А Майк» сказал, что она играет людьми, как куклами. Может быть, он привык именно к этому, даже хотел этого - как извинения своему равнодушному уходу. Что она вообще знает о голливудских звездах? Она знает только, что любит его.
Алексис приподнялась на локте.
- Думаю, тебе лучше уйти, - сказала она. Долгое мгновение он всматривался в ее лицо. Она видела, как карие глаза осматривают ее: длинные спутанные волосы, слабо дрожащий рот, глаза, шею… Он протянул руку и коснулся ее горла.
- Я пометил тебя, - сказал он.
Алексис закрыла глаза. Всеми возможными способами, подумала она.
- Уйди, - попросила она. - Пожалуйста. Он колебался.
- Я не могу… оставить тебя так.
Глаза ее распахнулись. Господи, он что же, жалеет ее? Наконец темперамент Алексис взбунтовался.
- Убирайся! - крикнула она. Голос окреп. Она барабанила стиснутыми кулаками по скомканному стеганому покрывалу. - И никогда не приближайся ко мне. Видеть тебя не желаю! Слышишь? - Ей вспомнилось оскорбление Патрика, и она швырнула его в лицо Майклу: - Ты - целлулоидный Ромео.
Не сказав больше ни слова, Майкл собрал свои вещи и вышел. Дверь хлопнула так, что эхо разнеслось по замку.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Алексис приподняла подбородок, оглядывая заполненный гостями зал. Шесть месяцев назад ей хотелось сбежать с приема у Шейлы. Теперь она могла бы дать собственный. Алексис чуть улыбнулась. Благодаря Майклу Слейну. Это и многое другое: уверенность в себе, самоуважение, музыка…
Музыка прежде всего. Всю свою любовь к нему она вложила в работу, представленную на приз Шелдона. О чем он никогда не узнает. «Серенада кукле» назвала она эту вещь с тайной самоиздевкой. Название было единственным, что жюри не понравилось.
