Павел Шорников - Тебя не заменит никто
— Хозяин! — послышался крик со стороны дома, — принимай работу!
— Камин готов, — пояснил Кирилл. — Да! Я же тебе ничего не сказал про этот дом! Мой свадебный подарок жене! Здесь жили ее дед с бабкой. Правда, ремонтировать тут… выше крыши… Фактически все пришлось строить заново. Но ты бы видел, как блестели глаза Влады! Вот когда я почувствовал по-настоящему, что делать подарки приятно!
— Ты сказал своей благоверной, сколько тебе это стоило?
— Зачем? Пусть привыкает жить, не считая денег. Я же еще затеял подземный гараж и новую баньку…
Они прошли в дом и сразу попали в просторную пустую комнату.
— Чадить не будет? — Кирилл деловито рассматривал камин, облицованный изразцами.
— Обижаешь, хозяин, — ответил старший из рабочих.
— Протопить бы…
— Нет, путь денька два постоит — схватится. Ну, а если чего… или работа там какая… Так телефон известный.
Кирилл расплатился наличными, и рабочие ушли.
— Здесь будет гостиная, — обвел Кирилл рукой комнату, — здесь должно быть очень уютно. Я уже заказал мебель и наборный паркет…
Наверху раздавался стук топора, визжала электродрель, и были слышны крики:
— Заноси! Заноси, чтоб тебя!..
— А это еще что там у вас? — кивнул на потолок Шекловитов.
— Балкон на втором этаже строю, — пояснил Кирилл, — вид прямо на реку. Будем там по утрам чай пить и природой любоваться. Местных мужиков нанял — толковые ребята.
Шекловитов кивнул.
— Ты что-то про голову льва начал… — напомнил он.
— Ах да, — вспомнил Кирилл, — так вот… Весь фокус заключался в том, что нужно было ее отвинтить…
— Кирилл! Где ты там? — послышался голос Егория, и в следующую секунду появился он сам.
— На хорошем месте дом стоит, — сказал Егорий, — здесь жить и жить. А хоромы ты себе, Киря, отгрохал царские! Мне понравилось, что все из дерева. Дерево, оно жизнь продлевает. А камень — укорачивает… И от города недалеко — полчаса по трассе…
— Гости едут! — крикнул с улицы соседский мальчишка.
Втроем они вышли на крыльцо.
Кирилл заслонился рукой от солнца, яркого и жадного, посмотрел на дорогу.
По дороге пылили несколько иномарок. Вот они подъехали к воротам, остановились. Хлопая дверцами, из машин стали появляться друзья Кирилла.
— Ну вот — полный комплект, как в день проводов в Штаты, — сказал он и пошел навстречу гостям.
Последовали горячие приветствия, поздравления, рукопожатия.
— Далеко не разбегайтесь, — предупредил всех Кирилл, — через полчаса надо выходить.
— Что-то брата твоего, Михаила, не видно, — заметил Шекловитов.
Кирилл посмотрел на часы.
— Елы-палы! — воскликнул он. — Совсем забыл! Пойдем в дом.
И повел Шекловитова за собой.
На этот раз они вошли в пахнущую стружкой и смолой комнату, забитую досками, ящиками с гвоздями, банками с краской и прочим.
— С этим ремонтом, — посетовал Кирилл, — не вляпаться бы. Костюмчик-то от Кардена, вчера прямо из Парижа. Я туда Владу возил на Эйфелеву башню посмотреть. Говорит, понравилось.
Он подошел к телевизору, стоявшему на тумбочке, включил.
— …шестой раунд, — произнес комментатор, — пока трудно отдать кому-либо предпочтение…
На экране появился спортивный зал, ярко освещенный ринг.
— Вот он, Мишка, — сказал Кирилл, — первый профессиональный бой. Прямая трансляция. Смотри, как левую зарядил! Она у него, как катапульта…
В этот момент Михаил на экране провел молниеносный удар левой — и его соперник повалился на бок.
— Вот так! — сделал победный жест Шекловитов.
Неожиданно зазвонил телефон.
— Это у тебя или у меня? — Шекловитов достал из кармана свой радиотелефон. — У тебя.
Кирилл достал свой, нажал кнопку.
— Да, понятно… Сумма? Это смешно! Передай ему, что меньше, чем за сто тысяч долларов, я не уступлю! Это последнее слово!.. Я босс, а не ты! Все!
— Дело, как вижу, у тебя пошло, — сказал Шекловитов.
— Понемногу пошло… Тьфу, тьфу, тьфу — чтоб не сглазить.
Кирилл не успел убрать телефон, как тот зазвонил опять.
— Да, — сказал Кирилл и прикрыл микрофон рукой. — Дженни! Из Нью-Йорка! — сообщил он.
— Привет от меня, — шепнул Шекловитов.
— Спасибо за поздравления. Но как ты узнала?.. — Кирилл перешел на английский. — Да, тут тебе мистер Шекловитов привет передает. Говорит, рвется в Америку… Пусть приезжает? Так и передам. — Кирилл убрал телефон. — Слышал?
— Слышал!
— Так что дерзайте, мистер. Америка ждет вас. И кто знает…
Но Кирилл не успел договорить — он обернулся на голос Влады.
— Я готова! Можно идти!
Влада в длинном подвенечном платье, в длинной фате, стояла в дверях, улыбающаяся, счастливая.
— Тогда двинули, — разрешил Кирилл.
— Подожди, — остановил его Шекловитов. — Пока не скажешь, что там в голове льва было, никуда не отпущу! — Он крепко держал Кирилла за руку.
Кирилл широко улыбнулся:
— Ключ от сейфа, где деньги лежат, — сказал он то ли в шутку, то ли всерьез.
Кирилл подошел к жене, нежно поцеловал.
— Прямо “Алые паруса” какие-то, — сказал он, — я сам себя не узнаю…
— Что это у тебя на рукаве? — Влада показала пальчиком.
— Черт! Все-таки измазался, — огорчился Кирилл. — Растворитель есть у нас?
— Есть. В спальне. — Влада по-хозяйски взяла мужа за руку и повела за собой.
Кирилл поймал на себе сочувствующе-насмешливый взгляд Шекловитова.
— За такой женщиной любой будет счастлив ходить на коротком поводке, — беззаботно прокомментировал тот. Но, почувствовав во фразе двусмысленность, быстро добавил: — Это комплимент.
От Кирилла ничего не ускользнуло.
— Что ты на меня так смотришь? — спросила Влада, когда от пятна краски не осталось и следа.
— А ведь мы так и не поговорили с тобой, жена.
— О чем?
— Мы оба знаем, о чем!
— Ты находишь, что сейчас самое время говорить?
— Я много думал о нас… О тебе… О себе… Я видел фотографию на твоем столе в агентстве — я и Дженни…
Влада отошла от Кирилла, села на кровать.
— Я прошу… не надо, — тихо сказала она.
— Почему ты не спросишь, было ли у нас с ней что-нибудь?
— К чему этот разговор, Кирилл? Настроение ты мне уже испортил. Хочешь довести меня до слез?
— Может, ты такая нелюбопытная оттого, что сама не без греха? Что у тебя было с этим… Бондаревым?!
— Ты не смеешь! Слышишь! Не смеешь подозревать меня! Ни в чем!
Она сидела прямо, положив сжатые в кулачки руки на колени, смотрела на Кирилла в упор, и глаза ее блестели то ли от возмущения, то ли от наворачивающихся слез.