Павел Шорников - Тебя не заменит никто
— Послушай… Все, что у меня было с этой Викой, — эпизод. Если тебя это задевает, я могу попросить прощения. Но поверь… Я никогда никого не любил. И никогда никому не говорил… А тебе скажу: я люблю тебя!
— Любишь? И, любя меня, ты спал с другой? Очень интересно.
Они замолчали. Костя нервно барабанил пальцами по столу, а Влада спокойно продолжала есть.
— Знаешь, — сказала она, допив кофе, — хорошо, что я не залетела от тебя.
Егорий жил недалеко от Нарвских ворот, в бывшем рабочем квартале, где откупил себе последний этаж в небольшом двухэтажном доме.
Влада позвонила ему вечером после разговора с Костей. Егорий назначил время, и она пришла.
Он провел ее через большую пустую комнату, где на полу лежало несколько спортивных матов.
— Здесь я провожу сеансы гипноза, — пояснил Егорий.
— Я думала, у вас всегда люди… А у вас никого.
— Сегодня я отменил прием.
— Из-за меня?
— Да… Значит, ты все-таки не хочешь этого ребенка?
— Не хочу! — твердо сказала Влада.
— Почему? Можешь не отвечать.
— Отчего же… Не хочу потому, что хочет он.
Егорий покачал головой.
— Я никогда не понимал женщин. Думаю, этого и не надо.
Он привел Владу в комнату, в которой стояли массажный стол, накрытый белоснежной простыней, несколько стульев, шкаф. На окнах — жалюзи.
— Чтобы ты ничего не боялась, я тебе скажу, что собираюсь сделать.
— Я не боюсь.
Егорий усадил ее на стул.
— Это древнекитайский метод. Мне его открыли в одном из тибетских монастырей.
— Вы были в Китае?
— Я жил там три года. Не отвлекайся! — Егорий достал небольшую коробочку, открыл. — Здесь иглы. Сплав золота и серебра. Такими лечили китайских императоров. Я уколю тебе несколько точек. Это совершенно безболезненно. Ты даже ничего не почувствуешь. Сеанс длится всего полчаса. И завтра ты почувствуешь себя так, как будто ничего не было. Все поняла?
Егорий отложил коробочку, взял руки Влады в свои ладони, горячие, сухие… Прикоснулся к ней впервые за все время их знакомства.
Влада вскинула удивленные глаза.
— Что-то не так? — заботливо спросил Егорий.
— Ваши руки…
— Что — мои руки?
— У меня такое ощущение, что это руки Кирилла…
Егорий отпустил Владу, но она не могла успокоиться.
— Скажите, Егорий Сильвестрович, что вас держит возле моей свекрови? Для меня это всегда было загадкой.
— Все очень просто, девочка моя. Если люди не могут расстаться, значит, у них общая тайна.
Владу вдруг осенила удивительная догадка.
— Послушайте… А не может так быть, что Кирилл…
Егорий приложил палец к ее губам.
— Тсс… Все может быть, голубушка. Все может быть.
15
Самолет Нью-Йорк — Санкт-Петербург набирал высоту.
— ЕБЖ, пара-тройка часов, и мы дома, — сказал по-русски сосед слева от Кирилла, — а там вовсю весна, время картошку сажать…
ЕБЖ? Если будем живы, вспомнил Кирилл. Он внимательно оглядел крепкого старичка, своего соседа, и узнал его. Это с ним Кирилл летел из России в Америку.
— Здорово, отец, — обрадовался Кирилл. — Что, назад, на историческую Родину? Не сошлись характерами с зятем-негром?
— К дочери лечу, — поделился старик, — она у меня замужем в Питере за “новым русским”. Вот, переманила к себе. Я у них, когда в Америку-то улетал, три денька погостил — ничего живут. Сам-то я из-под Омска. Поживу в Питере, огляжусь, а потом, может, в Австралию подамся — к другой дочери.
— Сколько же у тебя дочерей, отец?
— По паспорту — пять. Но я думаю, их раза в три больше… Сыновей я не считаю. Я молодой был — охочий до этого дела… Но захомутать себя никому не давал. Колесил туда-сюда, пока в Красный Яр не попал. А там отец моей Алевтины навел на меня двустволку, и тут я понял, что семья — это тоже неплохо. Алевтина мне пять девок и родила. Но зато все как на подбор — красавицы! Вот такие же, как твоя! — И он кивнул на Дженни, сидевшую справа от Кирилла.
Старик улыбнулся Дженни, и та улыбнулась в ответ.
Кирилл пояснил Дженни, при каких обстоятельствах встретил старика в первый раз. Она оценила такое совпадение и прибавила:
— Кстати, Алан узнал, что я лечу в Россию вместе с тобой… Он сказал, что, вероятно, будет в Санкт-Петербурге в то же время.
— Этого нам только не хватало, — встревожился Кирилл.
Старику-соседу он на всякий случай растолковал, что миссис Томпсон не кто-нибудь, а его деловой партнер.
Старик кивнул, но по его глазам Кирилл понял, что тот ему не поверил.
А между тем Кирилл сказал чистую правду.
В тот вечер, когда неожиданно выяснилось, что у Кирилла оказался стилет, который безуспешно искала миссис Томпсон — стилет с рукояткой в виде тела змеи с головой льва, они перестали быть просто любовниками. Между ними вдруг выросла стена из тугих долларовых пачек, и сделать вид, что стены этой нет, оказалось невозможным.
— Раз ты в курсе моих дел, дорогой, — сказала Дженни, вернув фотографию Кириллу, — так и говорить будем по-деловому.
Но прежде она сделала себе и ему виски со льдом и только после этого спросила:
— Сколько ты хочешь?
Кирилл, скрывая удивление, разглядывал Дженни. Такой он еще никогда ее не видел: жесткий взгляд, строгое лицо… Пожалуй, видел — тогда, на аукционе, когда с ней торговался Марк Шварц, заставив ее переплатить за какой-то клинок несколько тысяч долларов.
— Дженн, я совершенно не готов говорить на эту тему. Я шел к тебе с другим…
— Дорогой, глупо увиливать от вопросов, к которым все равно придется вернуться. Давай решим все сразу, чтобы не было недомолвок и подозрений. Я ждала этой минуты семь лет! Бог послал мне тебя, и я готова поделиться с тобой деньгами, которые оставил мне дед. Видишь? Я с тобой откровенна. Скажи мне, сколько ты хочешь?
— Я даже не знаю… Ну, чтобы не обидеть тебя… Пятьдесят процентов.
— Что?! — одновременно возмутилась и удивилась Дженни. — Ты знаешь, сколько это?
— Сколько?
— Пять миллионов долларов!
“Пять миллионов! Мать честная! — воскликнул про себя Кирилл, с трудом сгоняя со своих губ довольную улыбку. — Значит, всего — десять!”
— Хорошо, — сказал он Дженни, — твое слово.
— Я даю тебе сто тысяч, и мы остаемся хорошими друзьями.
— Друзьями? Вчера в машине ты сто раз повторила, что любишь меня.
Дженни смутилась.
— Ты не понимаешь, Кирилл. Мне надоело постоянно от кого-то зависеть. Я хочу свободы! Полной свободы! А для этого нужны деньги. Я не могу раздаривать деньги моей семьи направо и налево.
