Павел Шорников - Тебя не заменит никто
— Да так. Просто треп. Ничего интересного. А что это за шпага, вон та — в верхнем ряду, слева?
— С кисточкой? Дед говорил, что эта шпага принадлежала Наполеону. У нее интересная история. Здесь у каждого клинка своя история. Чего-то не хватает, — задумчиво сказала Дженни. — Ах, да… Я люблю смотреть на оружие под музыку. — Она снова взяла со столика пульт, направила его на музыкальный центр.
— И что Наполеон?
— Его шпага досталась моему предку по линии бабушки. Я тебе говорила, что бабушка у меня была русская. Шпага хранилась в семье как реликвия. После революции вся бабушкина семья эмигрировала в Америку. Здесь дедушка увидел шпагу и влюбился в нее. А потом он увидел рядом со шпагой бабушку и влюбился в бабушку…
Вот, подумал Кирилл, час настал! Сейчас или никогда!
— Ты что-то хотел сказать, дорогой? — спросила Дженни.
Кирилл кашлянул.
— Ты говоришь, что есть каталог… Дай взглянуть.
Дженни кивнула и вышла из комнаты.
“А ты — трусишка зайка серенький, — сказал себе Кирилл, — ну же, смелее!”
Дженни принесла тяжелый фолиант в желтом кожаном переплете.
— Ого, — заметил Кирилл, — этим гроссбухом убить можно.
Он машинально раскрыл каталог на середине и уже был готов произнести фразу, которую придумал заранее: “Дженни, дорогая, прости, но мы должны расстаться” (какая пошлость, но зато просто и ясно), — и в этот момент его взгляд упал на фотографию, заставившую его забыть обо всем.
Он увидел трехгранный стилет с рукояткой в виде тела змеи с головой льва. Это был стилет, который висел на ковре в его питерской квартире!
— Кажется, мне знаком этот клинок, — пробормотал Кирилл.
Дженни взглянула на фотографию, и лицо ее мгновенно изменилось. Наверное, такое выражение лица было у ее матери, когда она наносила смертельные удары свои жертвам. Кириллу даже стало немножечко не по себе.
— Где ты его видел? Когда?
Он уже хотел рассказать о стилете все, но что-то его удержало. Быть может, предчувствие, что к нему в руки случайно попал ключ к тайне миллионов старика Демилло. Отдать этот ключ просто так?! Никогда!
Кирилл достал из кармана пиджака бумажник, где хранил фотографию жены: Влада, завернутая в белое полотенце, и вместо булавки — стилет.
— Именно об этом клинке говорил тебе перед смертью дед? — Кирилл протянул фотографию Дженни.
— Это он! — вскрикнула она. — Боже мой, это он!
14
Людмила Васильевна что-то заподозрила.
— Ты здорова? — спросила она как-то за ужином.
Влада пожала плечами.
Это был обычный ужин на кухне — Людмила Васильевна со своей сигаретой, Влада и колдун Егорий.
Повисла пауза. Влада смотрела в окно, за которым падал мартовский снег, но чувствовала, как свекровь шарит взглядом по ее лицу.
— Евстратиков, она здорова? — спросила Людмила Васильевна с той же интонацией.
— Что касается тела — никакого сомнения.
Людмила Васильевна пустила тоненькую струйку дыма.
— Ну, и слава Богу. Смогу спокойно посмотреть сыну в глаза, когда вернется.
Людмила Васильевна разлила по чашкам чай, поставила в центр стола разрезанный на куски пирог.
— Владочка у нас прямо как жена декабриста, — ласковым голосом сказала она, — муж в ссылке, а она его ждет, ждет… Мой шалопай такой верности не заслуживает… Помню, я в молодости… А, Евстратиков! — Людмила Васильевна рассмеялась.
От окончательного разоблачения Владу спасало железное алиби — работа. Если она задерживалась допоздна, претензий быть не могло — она задерживалась в офисе. Иногда Людмила Васильевна устраивала вечерние проверки, звонила на работу Владе, и всякий раз та оказывалась на месте. Откуда Людмиле Васильевне было знать, что звонит она по номеру сотового телефона и Влада говорит с ней из квартиры Кости.
В один из выходных дней Михаил предложил Владе пойти на соревнования по боксу на Зимний стадион. Она охотно согласилась. Марину с ее вернисажами после того культпохода в баню она избегала, а казино, рестораны и ночные клубы, по которым регулярно водил ее Михаил, ей порядком надоели.
До начала боев оставалось время, и Михаил провел ее под трибуны, где разогревались боксеры. Его встретили как своего. Да он своим и был. Михаил оставил бокс совсем недавно — и года не прошло. Оставил, но не бросил.
— Что, может, поработаешь со мной в спарринге, Майкл? — подначил боксер, которого все называли Игорьком.
Влада стояла в стороне, стараясь не привлекать внимания. Но как раз этим и привлекала взгляды всех присутствующих.
— Как-нибудь в другой раз, — спокойно ответил Михаил.
— Да ты не бойся, я тебя сильно бить не буду, — заметил Игорек.
Влада слышала весь этот разговор и поняла только одно: Игорек провоцирует Мишу на драку.
Он принял вызов.
Нашлись лишние перчатки, спортивная форма…
Влада взглянула на Михаила и не узнала его. Это был другой человек. Прежней мягкости не осталось. Жесткий, агрессивный, беспощадный — таким она увидела его сейчас.
“Вот, значит, какой ты, Миша, во гневе, — подумала Влада, — не дай Бог обидеть тебя. Прихлопнешь, как мошку, и еще десять невинных мошек за компанию…”
И Миша прихлопнул мошку Игорька. Игорек не продержался и минуты. Михаил отмахивался, отмахивался от него и вдруг нанес короткий незаметный удар. Игорек с рассеченной, кровоточащей бровью неуклюже завалился на бок, попытался подняться, но так и не поднялся, пока ему не помогли.
— Ты что! — набросился на Михаила какой-то немолодой мужчина. Влада поняла, что это тренер. — Ты что делаешь в своей охране! Здесь твое место! На ринге! Дурень ты, дурень…
На бои они не остались — ушли. Влада почувствовала себя нехорошо. Быть может, на нее подействовал вид крови, а может, причина была совсем в другом?
Дома Людмила Васильевна задала свой традиционный вопрос:
— Ты здорова?
Притворяться было бесполезно: Влада видела в зеркале свое измученное лицо.
— Голова что-то болит, — ответила она.
— Голова — это дело поправимое, — сказал вышедший из кухни колдун Егорий, — ну-ка, пойдем, погляжу, что можно сделать.
Они прошли в комнату. Егорий выставил кота Мейсона, закрыл дверь перед носом Людмилы Васильевны:
— Не мешай колдовать, — и усадил Владу на стул.
Он размял руки, подержал их ладонями вверх и подошел к Владе. Она инстинктивно поднялась ему навстречу.
Егорий медленно, не касаясь, провел руками вдоль ее тела.
— Садись-ка, — сказал он через пять минут и сам сел на диван напротив Влады.
— С головой у тебя все в порядке, но дела твои неважные.
