Лоррен Мартин - Цветные бусы мечтаний
Осмотрительная. Если бы кто-нибудь захотел охарактеризовать ее одним словом, он выбрал бы именно этот эпитет. С того самого дня, как она осталась со строгой бабушкой, у которой было достаточно денег, чтобы обеспечить внучке то будущее, какое она пожелает, Кэтлин выбрала наиболее разумное: жизнь, заполненную работой, и карьеру, сделать которую ей было вполне по силам. Будущее, которое не могло быть нарушено по чьей-либо прихоти.
Даже ее решение стать общественным защитником было принято по зрелому размышлению. Она рассматривала эту должность как ее личный вклад в служение обществу, но ради нее не поступилась ни одной из своих привычек и занимала этот пост лишь до тех пор, пока не почувствовала, что он начинает тяготить ее. Через четыре дня после этого момента она приняла предложение стать младшим компаньоном в фирме «Брайан, Томсон и Питри». Все это время она добиралась на работу на автобусе, пользовалась канатной дорогой, чтобы съездить позавтракать, и всегда придерживалась того образа жизни, который был принят Сан-Франциско.
Конечно, за исключением тех дней, когда она украдкой выбиралась на пляж.
И хотя эти поездки не слишком нарушали устоявшийся ход ее жизни, они в то же время давали ей видимость свободы, избавления от [условностей, иллюзию готовности к неожиданностям, из которых и состоит настоящая жизнь. Даже когда пред ней бушевал Тихий океан, за спиной вздымались горы, а в лицо дул ветер, Кэтлин и тогда не мечтала о приключениях. О славе. О сильной страсти, которая могла бы изменить все. Такая страсть — путь к одиночеству и потерям. А потерь она боялась больше всего на свете.
Вот тогда-то она и остановила свой выбор на Алексе, который мог стать ей удобным, надежным и верным мужем. На «Алексе, который стремился как можно выше подняться по служебной лестнице и который поклялся, что никогда не допустит, чтобы ее кто-нибудь обидел.
На Алексе, который обещал помочь ей, а вместо этого подослал убийц.
И вот теперь Кэтлин сидела в ночи, слушала, как под скалой шумит прибой, и обнимала раненого мужчину. И вместо того чтобы беспокоиться о работе, о бабушке или собственной жизни, она думала только о нем. О его жизненной силе и притягательности, об остром уме и гипнотизирующих глазах. Думала о ранимости, которая порой мелькала в глубине его аквамариновых глаз, словно песчаное дно сквозь толщу воды. Думала о том, что никогда в жизни не встречала человека, похожего на него, и что ей здесь, рядом с ним, совсем не место.
Она думала о том, что никогда не подозревала, как судорожно бьется сердце, когда в кровь поступает адреналин, как потеют ладони, когда внутри все дрожит от предчувствия опасности. Ее жизни никогда ничего не угрожало. Пока она не встретила М. Дж. Тобина.
Теперь же ей было очень страшно.
Лишь несколько дней провела она с Эм Джи, но этого ей хватило, чтобы перестать быть прежней. Хотела она того или нет. Теперь она знала о жизни гораздо больше и могла понять, каким образом люди, впервые столкнувшиеся с опасностью, привыкают к ней, как к наркотику. И — черт побери! — именно он заставил ее понять это.
Он был первым, ради кого она забыла приличиях.
Нет, Господь не допустит, чтобы она влюбилась! И какое имеет значение то, что она ждет, когда этот человек откроет глаза, что ее порой внезапно охватывает желание испытать на себе всю силу его страсти, разделить его радость и принять на себя его боль?
Однако каждый раз, когда он начинал бредить или стонать, когда вздрагивал от ноющих телесных или душевных ран, она чувствовала, словно в ее сердце поворачивается нож. Кэтлин сидела одна-одинешенька в темноте, держала в объятиях почти незнакомого ей мужчину и ни за что на свете не дала бы ему уйти.
Ночь прошла ужасно. Он догадался об этом по солоноватому привкусу во рту и по тому, как раскалывалась голова. Каждый раз, когда он пытался вздохнуть поглубже, бок прожигало каленым железом, а желудок сводили спазмы.
Он чувствовал себя чертовски скверно. И все же гораздо лучше, чем тогда, когда впервые переступил порог этого дома.
Солнце стояло уже высоко. Сквозь опущенные веки пробивался горячий солнечный свет. Где-то вдалеке бился о скалы прибой, его равномерный шум напоминал приглушенное рычание льва. Дом был наполнен тишиной. Тишиной и легким дыханием.
Эм Джи ощущал необыкновенное спокойствие. И защищенность. Ему было тепло и уютно. Кто-то бережно поддерживал его голову, щека лежала на чем-то мягком. Чем бы это ни оказалось впоследствии, пахло оно женщиной — смешанным ароматом мыла и чистого тела. Чудесный букет. Оно было живым — у самого его уха билось человеческое сердце.
Он не знал, что и думать. Последнее, что Эм Джи помнил, это взрыв боли в боку, к которому прикоснулась проклятая кочерга. И пепельно-серое лицо потрясенной Кэтлин, сделавшей это. Затем последовал калейдоскоп обрывков старых снов и старых воспоминаний, переплетавшихся в одурманенном мозгу.
Он помнил тихий голос и нежные пальцы на своей щеке. Но забытье было слишком глубоким, чтобы ответить…
Кэтлин, хрупкая, нежная Кэтлин с железной волей на себе вытащила его из-под пуль убийц и все время, пока они угоняли одну машину за другой и прорывались сквозь оцепления, помогала держаться ему на ногах. Кэтлин, и не подозревавшая о своем мужестве. С огромными тревожными глазами и острым как бритва язычком. Его голова покоилась на груди девушки, от которой он никак не мог ожидать помощи.
Он хотел удивить ее. Убедить, что Майкл Джордж Тобин не хлюпик, что пули от него отскакивают, как от стенки горох. Что он супермен, жующий железные опилки и выплевывающий гвозди. Он собирался открыть глаза, улыбнуться и сказать что-нибудь остроумное.
Однако тело ему не подчинилось.
Глаза словно залепили пластилином. Во рту пересохло. Горло забила наждачная бумага. Руки и ноги отказывались ему повиноваться. Наконец ему удалось открыть глаза, когда они понемногу привыкли к свету, включился мозг.
Она спала сидя. Голова запрокинулась на подушки, подложенные под спину, волосы ниспадали, как занавес, сотканный из золотых нитей, кожа молочно белела. Было заметно, что она плакала. Глаза опухли от слез, на лице застыла тревога. Девушка крепко обнимала его, как будто боялась, что Тобин исчезнет, настоит ей только разжать руки. Эм Джи чувствовал силу ее объятий, тепло ее ног и восхитительный изгиб ее живота, к которому прижималось его бедро. И страстное желание не двигаться наполнило все его существо.
Желание никогда не отрывать взгляда от ее лица, никогда не забывать о страхе в ее глазах, терпении, заботе и поддержке, которыми она так щедро одарила его.
