Джеми Дэнтон - В огне любви
По мнению Джейн, ему следовало бы радоваться, а не выходить из себя, словно обиженному ребенку, которого чего-то лишили.
— Может, я покажусь тебе глупой, но не понимаю, почему ты так бесишься. Я думала, ты порадуешься за него.
Бен зло прищурился.
— Ты говоришь, как Кэйл. — Судя по резкости его тона, эта оценка отнюдь не была комплиментом. — Почему я должен радоваться, если у Дрю нет никакого понятия об ответственности? Вчера он должен был сдавать экзамен на звание пожарного детектива!
Нет, мужчины слишком тупы. Это их и спасает.
— Бен, твой брат удрал с возлюбленной. Этому можно только радоваться.
Во взгляде Бена ясно читалось сомнение в ее умственных способностях.
— Радоваться?
— Он может сдать экзамен и позже. Кроме того, — добавила Джейн, — если ты знал, что он собирается сделать этой женщине предложение, в чем, собственно, дело?
— Дело в том, что он удрал, будто ему есть что скрывать.
Тупой и непробиваемый.
— Скрываются с возлюбленной не для того, дабы что-то скрыть. — Улыбнувшись, она встала с постели. — Это значит, что ты настолько полон любовью, что не можешь дождаться начала совместной жизни.
Бен погрузился в мрачную задумчивость. Он явно не разделял ее романтических воззрений.
— Он забыл об ответственности.
— Перед кем? Перед тобой?
Бен молчал.
— Боже мой, — пробормотала она. — Вот в этом-то все и дело, не так ли? Ты психуешь потому, что Дрю ничего не сказал тебе.
Сложив на груди руки, Бен продолжал молча смотреть на нее. Лицо его было как грозовая туча. Ну и ну. У Джейн напряглись нервы. Надо быть очень осмотрительной в словах.
Она подошла к нему.
— Бен, твой брат — взрослый человек.
— Знаю, — сказал он. — Это я помог ему стать таким.
Джейн мягко положила руку ему на запястье, но он не отреагировал на ее прикосновение. Он продолжал смотреть на нее с таким ледяным выражением, что ей стало не по себе.
— Чтобы жениться, ему не нужно твое разрешение. — Джейн опустила руку. — Это его дело — пойдет он сдавать экзамен или нет. А не твое. Ты не должен и дальше контролировать его жизнь.
— Я никогда не говорил, что хочу контролировать его жизнь.
— Бен, ты оказался в положении, когда тебе пришлось заботиться о братьях. Это не может не вызывать уважения. Ты сам был мальчишкой, но взял на себя ответственность и воспитал их. Тогда у тебя не было иного выбора. Но теперь есть. Дай событиям идти своим чередом и позволь братьям самостоятельно жить дальше.
Отвернувшись от нее, Бен стремительным рывком подошел к окну.
— Ты сама не знаешь, о чем говоришь.
Джейн ужаснулась льду в его голосе.
Или это предупреждение — она вступает на опасную территорию?
— Еще как знаю, — сказала она ему. — Ты считаешь, что если все будешь контролировать, то ничего не развалится. Но знаешь что? Земля не перестанет вращаться, если ты однажды оставишь ее в покое.
Бен глянул на нее из-за плеча.
— В этой комнате присутствует только один человек, помешанный на контроле. Я не из тех, кто расставляет содержимое холодильника по алфавиту.
Она вскинулась:
— О, вот теперь-то я услышала от тебя интеллигентный ответ. Ты собираешься снести мне голову с плеч только потому, что я заговорила о том, чего ты не хочешь признавать.
— Ты там не была, Джейн. И не знаешь, как это было.
— Ты считаешь, что если все держишь под контролем, то ничего не случится? Пойми, в жизни это не срабатывает. У нас нет такой власти.
— Ошибаешься, — сказал он.
— Не думаю, — возразила Джейн. — Твоего отца уже нет в живых. Ты все контролировал, но не мог спасти отца. Даже от него самого. Когда же ты простишь себя за все, что даже не было твоей ошибкой?
У него яростно вспыхнули глаза.
— Не лезь не в свое дело, Джейн, — холодно предупредил он.
Она была готова вышвырнуть его в окно за упрямство. Но по крайней мере он спорил с ней и не заткнул ей рот, когда она не смогла удержаться от попытки все объяснить ему.
— Ты хотел отстранить меня от расследования потому, что боялся — я скажу тебе, что ты не владел ситуацией. Нет, ты контролировал ее. Но Фитц все же погиб. Как долго ты еще будешь один отвечать за все?
У него дернулась щека. Он смотрел так, словно хотел заткнуть ей рот кляпом из носка.
Схватив с постели свою сумку, он рявкнул:
— Я должен идти.
Джейн проводила его взглядом.
— И что ты будешь делать? — невинным голосом спросила она. — Накажешь Дрю отлучением на неделю от телевизора, потому что мальчик плохо вел себя?
Бен неторопливо повернулся к ней.
— Осторожнее, Джейн. — Его тихий голос был полон угрозы. — Если не хочешь, чтобы я бросил тебя.
Ее терпение достигло предела и хрустнуло, как сухая веточка.
— Какого черта ты приезжал сюда, если при первой же возможности удираешь?
Он опустил сумку, которая с глухим стуком упала на пол.
— Потому, — сказал он, приближаясь к Джейн, пока они не оказались практически нос к носу, — что мне было приказано взять отгулы.
Теперь она окончательно потеряла почву под ногами.
— Вот как? Просто я оказалась под рукой? Чтобы отвлечься?
Бен продолжал смотреть на нее. У него был такой холодный и жесткий взгляд, что ей захотелось снова увидеть его в гневе. Все что угодно — лишь бы понять, что он тоже что-то чувствует.
Его молчание разрывало Джейн сердце.
— Ты сукин сын! — наконец взорвалась она. — Я не буду удобной подружкой ни для тебя, ни для другого мужчины. — Господи, хоть бы он не говорил, что любит ее. Может, тогда она хотя бы смогла дышать.
Бен пожал плечами, нагнулся поднять сумку и потянул на себя дверь.
— Черт бы тебя побрал, Бен!
Ничто в его глазах, когда он посмотрел на нее из-за плеча, не напоминало того доброго, заботливого человека, в которого Джейн так безоглядно влюбилась.
— У нас с тобой все кончено, — сказал он перед тем, как уйти из ее жизни.
Глава четырнадцатая
Бену понадобилось около шести часов, чтобы добраться из Кармеля в Лос-Анджелес. Когда он остановился перед домом Кэйла и Аманды, солнце уже опускалось за горизонт, и от дома тянулись длинные тени. Во время долгой дороги его гнев остыл, уступив место угрызениям совести. Перед его мысленным взором стоял облик Джейн с глазами, полными боли. Он вел себя как последняя сволочь. Он заставил ее поверить, что она важна для него не более чем случайная подружка, с которой он покувыркался на сеновале.
И ему потребовалось триста с лишним миль, чтобы осознать — нет ничего, более далекого от истины.
