Валерий Роньшин - Корабль, идущий в Эльдорадо
— Она очень быстро успокоилась, — сказал Серега. — А утром предложила мне пойти на компромисс. Она рожает от меня ребенка, и мы покупаем вторую квартиру. Таким образом, все проблемы решены. Я остаюсь при своем покое в новой квартире, а Ксения — при своей Лизочке. Или Ванечке. Это уж кто получится.
— Но где вы возьмете столько денег на вторую квартиру?
Ни слова не говоря, Дерябин расстегнул «молнию» на черной сумке. Она была набита долларами.
— Ничего себе, — присвистнул я. — Ты что, банк ограбил?
— Здесь двадцать тысяч баксов, — небрежно сообщил он. — Пятнадцать тысяч я взял у Пал Палыча. Родственников у него нет. Всю жизнь он любил мою бабку. Выходит, я прямой наследник. Ну, а другие пять Ксении подарил Баварин.
Я оторопело смотрел на Серегу.
— Она же должна была их отдать за разбитую машину.
— Ты, Руднев, доверчивый, как ребенок. Ничего она не должна. Ксения все выдумала.
— Постой, постой! — воскликнул я. — Что выдумала?! Миллионера с «кадиллаком»?!
— Да нет, миллионер как раз существует, — принялся объяснять Дерябин. — И Ксения каталась с его дочкой на «кадиллаке». Только ни в какую аварию они не попадали. И ни за какой ремонт, соответственно, платить не надо.
— Ничего не понимаю, — оторопело пробормотал я. — Для чего ей тогда понадобилось мне врать? — Я залпом осушил свою стопку.
— У женщин, Руднев, своя логика. Ксения хотела ребенка от любимого человека. То есть от меня, — не без удовольствия подчеркнул он. — Она своего добилась. В то же время и мне хорошо. Я буду приходить к ним в гости, гладить дочку по головке и говорить: «Растешь, дочурка? Ну расти, расти». А потом возвращаться в свою холостяцкую квартирку. Представляешь, Руднев, все прелести семьи и свобода одновременно. Совмещение несовместимого.
— Все равно ерунда какая-то получается, — не слушая его болтовню, бормотал я. Ровным счетом ничего не понимаю…
— И не надо ничего понимать. — Дерябин разлил по стопкам остатки коньяка. — Нам, мужикам, не дано понять, что творится в загадочной женской душе. Мы для этого слишком поверхностны. Давай лучше выпьем.
И мы выпили.
33
На потолке сидел солнечный зайчик. Увидев, что я проснулся, он спрыгнул на пол и робко приблизился к кровати. Я осторожно, чтобы не спугнуть, протянул руку и ласково погладил его по мягкой и теплой шерстке.
В ту же секунду я проснулся окончательно. Моя рука лежала на Иринином лобке.
— Солнечный зайчик, — произнес я.
Ирина открыла глаза.
— Что ты сказал? — улыбнулась она.
— Я говорю, что это — солнечный зайчик, — взъерошил я ее кучерявые волосики.
— А это — мой любимый, — поцеловала она уголок моих губ.
— Ты меня любишь? — спросил я, отвечая поцелуем на поцелуй.
— Конечно, люблю.
— А как ты меня любишь?
— Я так тебя люблю, что без тебя — черная тоска.
— А со мной?
— А с тобой блаже-е-нство, — нараспев сказала Ирина.
— Да? Интересно. А без меня чего?
— А без тебя — черная тоска.
— Интересно, интересно, — начинал я понемногу дурачиться. — А со мной-то чего?
— Ну, с тобой, — ответила Ирина, тоже вступая в игру. — С тобой, конечно, блаже-е-нство.
— Значит, со мной блаженство? — переспросил я.
— Да, а без тебя черная тоска.
— А со мной?
— С тобой сам знаешь что.
— Не знаю.
— Блаженство, что, — сказала Ирина.
— С кем блаженство?
— С тобой.
— А не со мной? — спросил я.
— Что не с тобой?
— Сама знаешь что.
Глаза ее озорно блеснули.
— Ам! — неожиданно укусила она меня за палец. — Получил?!
— Ах вот ты какая! — схватив подушку, я огрел ее по голове.
Ирина в долгу не осталась. Схватив вторую подушку, она принялась колотить меня куда попало. Как всегда, наша шутливая борьба плавно перешла в любовные ласки… И вот уже Ира, положив меня на обе лопатки, уселась сверху. Я принялся энергично подбрасывать Ирину, словно она скакала на норовистом жеребце (по большому счету, так оно и было).
В самый разгар наших скачек раздался телефонный звонок. Я даже вздрогнул от неожиданности. Очень вовремя, нечего сказать.
Проклятый телефон трезвонил как сумасшедший.
— По-моему, это междугородний, — сказала Ирина, сбавляя темп.
— Не обращай внимания.
— Нет, я так не могу. Он меня сбивает.
— Ну, елки-палки! — Я раздраженно соскочил с кровати и, подбежав к телефону, схватил трубку и рявкнул: — Слушаю!
— Привет, сынок. — Это был Баварин.
— Здравствуйте, Евгений Петрович, — ответил я несколько вежливее.
— Чего так тяжело дышишь? Трахаешься с кем-нибудь?
— Вы удивительно догадливы, — язвительно произнес я. — Из-за вашего звонка мне не удалось кончить.
Баварин громко захохотал в трубку.
— Сейчас я тебе такую новость сообщу, сынок, от которой ты сразу кончишь. Не отходя от телефона.
— Если вы хотите сказать, что ваш «Корабль» получил «Золотую пальмовую ветвь», то я уже в курсе. Слышал в программе новостей. — Поймав себя на бестактности, я быстро добавил: — Нет, конечно, я вас поздравляю и все такое… Получить главную награду Каннского фестиваля — это не хухры-мухры.
— Спасибо, сынок, тронут, — иронически ответил Баварин. — Но я бы все же предпочел «Оскара».
— Получите и «Оскара», не сомневайтесь, — заверил я его. — Какие ваши годы.
— А я и не сомневаюсь. Тем более, что меня пригласили поработать в Голливуде. Я уже подписал контракт. И знаешь, по чьему сценарию я буду снимать свой первый фильм в Штатах?.. — Он сделал эффектную паузу.
— По чьему? — с замиранием сердца спросил я.
— По твоему, сынок.
— Вы шутите. — У меня даже голос дрогнул.
— Какие могут быть шутки?! — весело закричал Баварин из Канн. — Вчера мы с продюсером обговорили сумму твоего гонорара и составили предварительный договор. Надеюсь, у тебя нет возражений?
Еще бы у меня были возражения!
— А сколько? — затаив дыхание, спросил я.
— Угадай, — начал выпендриваться Баварин.
— Двадцать тысяч! — с ходу сказал я. — Или меньше?
— Больше, больше, — посмеивался он.
Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди.
— Неужели сорок?!
— Уже теплее.
— Восемьдесят! — набравшись смелости, выкрикнул я.
— Ну ты загнул, сынок. От скромности не умрешь.
— Пятьдесят!
— Точно, пятьдесят! — торжественно провозгласил Баварин. — Не хило, а?! Пятьдесят тысяч!
— Долларов? — глупо уточнил я.
— Ну, не рублей, конечно.
— Здравствуй, Саша, — раздался в трубке голос матери. — Как, доволен? Вот что значит иметь отчима — знаменитого режиссера.
