(не) Родная дочурка для мэра (СИ) - Лорен Лена

Бедный ребенок, да у нее самая настоящая истерика.

— Не знаю, Богдан, — скулит Наташа, у нее самой глаза на мокром месте. — Я всего на минутку отлучилась в кухню, чтобы налить воды Старовойтову, а когда вернулась, Катюша уже плакала в три ручья. Она чем-то напугана, но чем, я не понимаю.

Нервы натянуты как канаты.

Я на время ухожу в раздумья, постепенно понимая, что к чему.

— Катя в это время осталась со Старовойтовым? — уточняю, ощущая, как зуд в кулаках появляется.

Ответом мне служит одиночный кивок Наташи.

Ну сволочь!

Подумываю уже запрыгнуть в машину, догнать Старовойтова и вытрясти из него всю душу. Я просто убежден, что это из-за него Катя впала в истерику.

— Катюш, ну скажи маме, почему ты так горько плачешь? В чем причина, родная? — Наташа буквально молит ее, не успевая стирать слезные дорожки с Катиных щек, на месте которых появляются новые.

А она если и хочет ответить, то не может. Захлебываясь слезами, со всей силы прижимается к Наташе и лишь булькает.

Душевная тревога овладевает мной капитально, сердце ныть начинает. Мне хочется защитить Катю, оградить это чудо от всего плохого. Но вместе с тем меня изнутри опаляет злость, которую не терпится вымести.

— Я поехал! — извещаю, решительно направляясь в сторону выхода.

— Куда? Куда ты опять собрался? — останавливает меня выкрик Наташи.

Оборачиваюсь, и вижу, как теперь она смотрит на меня. Я точно так же смотрел на нее, когда просил ее остаться со мной.

— За ответами, Наташ! Это он чем-то напугал Катю! Старовойтов! И я намерен выяснить, чем!

— Не нужно, Богдан, — умоляюще она произносит. — Если это и впрямь он, то такой человек всё равно ни в чем не сознается! Кто знает, может быть, он только этого и добивается! Не нужно тебе идти у него на поводу. Сейчас Катюша успокоится, и она сама нам всё расскажет.

Я перевожу взгляд на Катеньку, и за ребрами в разы сильнее щемить начинает. В разы сильнее мне хочется врезать Старовойтову…

— Не нужно ехать к нему, Богдан, — вторит слезливо Наташа, замечая мои внутреннее сопротивление, а затем произносит то, чего я так хотел услышать от нее: — Ты сейчас нужен здесь… Ты нужен мне, слышишь?

Глава 26

Всего миг — и я покорен. Моментально прихожу к равновесию.

«Ты нужен мне».

Это магия какая-то. Я уже готов на всё, только бы не заставлять Наташу нервничать из-за меня. Даже если это противоречит самому себе.

— Хорошо, Нат, я никуда не уеду… — подхожу к Наташе, желая утешить ее своими объятиями, но понимаю, что сейчас есть куда более серьезные проблемы, чем мои желания. Я достаю свой телефон и намереваюсь устранить эту проблему как можно скорее. — Я вызываю скорую.

— Не надо скорую… — наконец Катя подает едва разборчивый голос, без конца шмыгая заложенным носиком. — Врачи будут ставить мне уколы, а я не люблю уколы.

— Дочур, родная, нам с дядей Богданом нужно убедиться, что с тобой всё в порядке. Обещаю, уколы ставить не будут, — заверяет Наташа, пересаживая немного успокоившуюся Катюшу на диван.

Мы с Наташей не сговариваясь, опускаемся на корточки рядом с Катей.

— Ну как ты, кнопка? — решаю заговорить с малышкой, убирая за ушки волосы, налипшие к ее лицу. — Ты расскажешь нам с мамой, кто тебя обидел? Почему ты плакала?

— Из-за дяденьки! Он дернул меня за волосики! — гнусавит Катя, поглядывая на нас исподлобья.

— Как это дернул? — охает Наташа, прижимая ее голову к своей груди, ища что-то в ее волосах и целуя их неустанно.

— Больно! Он плохой человек! — рычит Катюша, совершенно не скрывая злости. — Я не хочу, чтобы он приходил сюда! — грозит пальцем, скуксившись.

Мои глаза на лоб лезут. Еще никогда прежде я не испытывал столь мощный поток лютой ненависти.

— Ну всё, убью мерзавца, — цежу я как можно тише, но со всей враждебностью.

Меня ослепляет ярость, вспышка за вспышкой Трясет. Еще немного, и взорвусь бомбой, накрыв ударной волной Старовойтова… Как вдруг ощущаю ладонь Наташи, мягко опускающуюся на мое напряженное плечо.

— Полегче, Богдан, — произносит она нежным тоном, успокаивающе поглаживая меня, и это, черт возьми, работает.

Киваю ей в согласии.

До Старовойтова я еще доберусь, а вот Катюшу успокоить необходимо здесь и сейчас.

— Малышка, не расстраивайся так, — ласково проговариваю я, пригладив торчащие волоски на Катиной макушке. — У тебя отрастут новые волосики, а дяденьку мы накажем, он больше сюда не войдет. Обещаю, родная моя, — буквально срывается с языка «родная моя».

Резко замираю, после чего я медленно обращаю взгляд на Наташу, желая проверить реакцию на сказанное мной. Но я не замечаю в ее глазах ни толики возмущения, а только благодарность.

Вскоре приезжает бригада скорой помощи. Врач осматривает Катю и, не увидев причин для госпитализации, дает ей детское успокоительное средство.

Как только Катюша засыпает у меня на руках, я отношу ее в спальню и аккуратно, словно фарфоровую статуэтку, кладу на постель.

Боюсь дышать на нее, потревожить ее боюсь. Я отхожу к изножью кровати и просто молча смотрю на малышку, на ее умиротворенное лицо со следами припухлости. И всё это время ощущаю, как переворачивается всё внутри вверх дном.

Дорога она мне стала… Они обе мне дороги. Настолько сильно, что всё остальное становится неважным. Не нужны ни еда, ни сон, ни прочие блага и радости, к которым я привык. Просто дайте побыть с ними… Но здравый смысл твердит, что Наташе с Катей сейчас нужен покой.

В результате решаю оставить девочку с мамой наедине и отложить разговор о разводе до лучших времен. А сам иду в свой кабинет, звоню Валере и прошу его, чтобы он глаз не спускал со Старовойтова.

Так просто это с рук ему не сойдет!

Он еще ответит за Катю! Даже если это будет стоить мне испорченной репутации, но он у меня поплатится.

Утром я немного припозднился, поэтому в здание мэрии вхожу в числе последних. С моим приходом в зале заседания наступает мгновенная тишина.

— Доброе утро! — здороваюсь с чиновниками и присаживаюсь на свое привычное место.

— Доброе, Богдан Ларионович, — отвечают мне с перешептыванием.

Устраиваюсь поудобней и не могу не отметить того, как четыре с лишним десятка пар глаз пялятся на меня. Словно у меня нос на лбу вырос. А вот Старовойтов в мою сторону даже не смотрит. С надменным выражением лица он вольготно восседает в первом ряду, рядом с мэром, и держит в руках какой-то запечатанный конверт.

— Богдан Ларионович, — обращается ко мне Тихонов, член заксобрания, сидящий по правую руку от меня, — имейте в виду, что бы Николай Васильевич против вас ни замышлял, мы всегда на вашей стороне.

— Благодарю вас, Владимир Маркелович, — киваю ему учтиво, а сам подозрительно кошусь на Старовойтова, который в этот момент с триумфальным выражением лица шествует до трибуны, становится у микрофона и, положив конверт, благодарит всех собравшихся, ведь, как выясняется, это он был инициатором сегодняшнего внепланового собрания.

Честно говоря, становится немного напряжно.

— В первую очередь я хотел бы отдать дань уважения нашему Михаилу Георгиевичу, — начинает он стелиться перед действующим мэром, чуть ли не кланяясь ему в ноги. — Столь ответственного, честного и добросовестного человека во главе нам будет очень не хватать. Честных людей в наше время в принципе крайне сложно встретить, а добросовестных и вовсе по пальцам можно сосчитать. Я вот, к примеру, сочетаю в себе все эти качества.

— Пф, сам себя не похвалишь, никто не похвалит, — доносится из зала ворчливо, на что Старовойтов не обращает внимание, продолжая свою речь:

— Но есть среди нас и те, кто далек от таких понятий, как честность и приличие. Я сейчас говорю о конкретном человеке, — он подхватывает конверт и указывает уголком точно на меня, из-за чего в зале поднимается неодобрительный гул. — Уверяю вас, уважаемые, таким людям не место в муниципальном управлении, а всё потому, что Никольский Богдан Ларионович насквозь пропитан фальшью, и я сейчас докажу вам это.