Донна Олвард - Гордые и одинокие
— Нет, — процедил Ноа.
— А если бы ты надел жилет, это изменило бы что-нибудь?
Он долго молчал и наконец заговорил:
— Думаю, нет. Уж точно, не спасло бы руку. Но так я хотя бы жил без этих шрамов, без вечного напоминания о моей ошибке.
Лили наклонилась и прижалась губами к одному из шрамов, закрыв глаза и мечтая разгладить его.
— Не надо притворяться, Лили. Я видел твое лицо.
— Я и не притворяюсь. — Она подняла голову. Ноа заслуживает правды. — Что бы тебе ни показалось, ты ошибаешься. Я не испытываю к тебе отвращения, Ноа. Я восхищена.
— Восхищена? — Он прокашлялся и отступил от нее. — Не смеши меня.
Лили кивнула и начала говорить чистейшую правду необычайно мягким тоном. Так она еще никогда ни с кем не говорила.
— Я восхищаюсь тобой. Твоей силой, твоим мужеством. Мне очень больно осознавать, что ты скрывал от меня кое-что. — Девушка провела пальцами по изуродованной коже и улыбнулась, почувствовав, что он резко втянул в себя воздух. — Ты прекрасен, Ноа.
— Лили...
В ее горле встал комок, так что она с трудом могла продолжить.
— Ты действительно прекрасен, — прошептала Лили. И замолчала, понимая, что не должна хотеть его, но он нужен ей больше чем воздух. Больше, чем что бы то ни было.
Ноа обнял Лили и прижал ее голову к своему плечу. Как такое могло случиться? Он любит ее. Он никогда никого не любил. А Лили просто ворвалась в его жизнь. Однако она всегда говорит то, что думает. Значит, все это — правда.
И ему крупно повезло, что первым человеком, которого он полюбил, оказалась она. Неожиданно то будущее, о котором он мечтал ранее, стало скучным и унылым.
— Я люблю тебя, Лили.
Он понятия не имел, почему произнес именно эти слова, но они легко дались ему.
Лили вырвалась из объятий Ноа и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Но в них не было радости, горько отметил он. Ноа увидел смятение. И испугался. Неужели он ошибся, считая, что она всегда говорит правду?
— Ты не можешь любить меня. — Ее голос разорвал тишину, и она покачала головой.
Ноа стиснул зубы, буквально уничтоженный тем, что заветные слова, впервые в жизни произнесенные им, не получили должного отклика.
— Я могу любить тебя. И я люблю тебя. Но решай сама, поверить мне или нет. — Это прозвучало сухо и холодно.
Именно поэтому он никогда не вступал в серьезные отношения. В армии Ноа Лэреми знал, что от него требуется и что он получит взамен. В любви все не так. Она непостоянна и непредсказуема. Как сейчас.
— Если тебе лучше, то я пойду.
Лили была белее полотна. Ноа удивился, как же все хрупко в их отношениях, как все повернулось на сто восемьдесят градусов в мгновение ока. Через несколько секунд Лили уже была за дверью.
Он не удерживал ее.
Нельзя заставить кого-либо любить тебя. Нельзя силой заставить остаться. Его родители — отличный тому пример.
Глупо думать, что все могло сложиться иначе.
Глава 11
Лили смотрела на капли дождя, стекающие по стеклу. Она помешивала горячий шоколад и время от времени отпивала маленький глоток. На подносе валялись крошки от печенья.
Ноа сказал, что любит ее.
Она обхватила голову руками. Этого не может быть! Он не должен! Вот она влюблена в него, однако не сомневается, что это излечимо. Лили была уверена, что с его стороны это всего лишь дружба, подкрепленная несколькими поцелуями. Но не любовь. Какое будущее их ждет?
Ноа уже женат. На армии, Она знала это с самого начала. И с каждым днем убеждалась все больше, видя его стремление выздороветь, выслушивая его рассуждения о планах на будущее. Лили прекрасно понимала, что Ноа не может любить одновременно и ее, и армию. Эту битву ей не суждено выиграть.
Но все изменилось два дня назад, когда она увидела его шрамы и поняла, насколько сильны ее чувства к нему.
Когда в дверь позвонили, она подпрыгнула, расплескав шоколад на скатерть. Возможно, это Джен. Они с Эндрю уехали в Монтану всего на несколько дней. Звонок зазвенел опять, и Лили встала, надеясь, что Джен не будет задавать вопросы по поводу того, почему подружка разгуливает в пижаме средь бела дня.
Но, открыв дверь, она обнаружила на пороге Ноа, одетого в парадную форму. Лили замерла, ошеломленная увиденным. Солдат с гордой осанкой, с беретом на темных коротких волосах и с медалями на груди. Нет, не может быть! Или все же может?
— Впустишь меня?
Лили молча отступила в сторону, распахнув дверь. Что он делает здесь? В голове промелькнула паническая мысль: вдруг он сейчас объявит о своем отъезде? Но еще рано. Или уже пора? Неужели он пришел, чтобы попрощаться?
Она закрыла дверь, и Ноа протянул ей букет душистого горошка, темно-розового и фиолетового.
— Никаких лилий, — тихо произнес он. — И ничего розового.
Лили приняла цветы и внимательно посмотрела на него. Как он запомнил, из чего был составлен букет подружки невесты? Это неожиданно тронуло ее.
— Я поставлю их в воду, — ответила она, натянуто улыбнувшись.
Ноа снял берет и участливо посмотрел на Лили:
— Ты в порядке?
Лили покраснела. В пижаме, с кое-как собранными в хвост волосами она, должно быть, выглядела ужасно. Ни грамма косметики на лице. Она была уверена, что под глазами у нее темные круги, потому что ночью почти не спала. Однако Ноа совершенно не обязательно знать, что она сохнет по нему.
— В порядке. Просто сегодня серый, дождливый день.
— Ты уверена?
— Уверена.
Лили отправилась на кухню в поисках вазы для цветов, пока Ноа разувался. Она воспользовалась этими секундами, чтобы убрать со стола поднос с крошками и бросить в стиральную машину испачканную шоколадом скатерть. Услышав его шаги, она поспешно сдернула резинку и заново собрала волосы в хвост.
Если он пришел попрощаться, пусть поскорее сообщает об отъезде и уходит.
— Ты в форме.
Господи, ну зачем говорить всякие глупости! Это же очевидно. Однако Ноа слегка улыбнулся:
— А ты в пижаме.
Он подошел к ней вплотную, так что Лили пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Она пообещала себе соблюдать дистанцию, но сейчас все выглядело так, будто она выпрашивает у него поцелуй, что, впрочем, было недалеко от истины.
Ноа прикоснулся большим пальцем к уголку ее рта:
— А вот тут у тебя шоколад.
В месте прикосновения стало горячо, и Лили резко вдохнула. Желание начало пульсировать внутри, и ей пришлось упорно повторять про себя слово «шоколад», только чтобы не думать о его руке на ее губах.
— Я испекла печенье, — пролепетала она. — Хочешь?
