Сандра Мартон - Цвет страсти
И Сиенна наслаждалась его голодом, сравнимым разве что с ее собственным. Его губы спускались все ниже, а она изгибалась под ним, желая, чтобы он овладел ею.
— Пожалуйста, — опять взмолилась Сиенна, и Джесс скользнул между ее бедер. Она была горячей и влажной — прямое доказательство страсти. Он просунул одну руку ей под спину, а другой прикоснулся к средоточию ее женственности.
Она застонала. А он мог взорваться, если бы не прекратил эту пытку.
— Сиенна, — пробормотал Джесс, — моя Сиенна.
И погрузился глубоко, глубоко…
Она вскрикнула. Он отступил. И снова двинулся вперед. И снова отступил, пока ему не показалось, что он может умереть от наслаждения.
— Посмотри на меня, — приказал Джесс.
Ее глаза распахнулись, и, как только их взгляды встретились, по ним обоим прокатилась волна наслаждения.
— Джесс, — прошептала Сиенна.
Это было именно то, в чем нуждался Джесс: его имя на ее устах в тот момент, когда он овладел телом Сиенны.
И сердцем тоже.
* * *Через несколько минут, а может, и часов, Сиенна прерывисто вздохнула.
Джесс лежал на ней, уткнувшись лицом в ее шею. Их кожа была влажной, удары сердец замедлялись.
Сиенна даже не заметила, что прошептала его имя. Он пошевелился и поцеловал ее в плечо.
— Я знаю, детка. Я слишком тяжел для тебя.
— Нет, дело не в этом. Мне просто нравится, как звучит твое имя.
Он поцеловал ее ключицу; его губы изогнулись в улыбке.
— А мне нравится, как ты его произносишь. Но все равно я слишком тяжел для тебя.
Ее руки крепче обхватили Джесса.
— Нет. Не сейчас.
— Я все равно никуда не уйду. Без тебя. Я скоро вернусь. Обещаю.
Через минуту Джесс вышел из ванной и, сев на кровать, словно ребенка, взял Сиенну на руки. Их тела соприкасались, лица были всего лишь в нескольких дюймах друг от друга. Улыбнувшись, он дотронулся рукой до ее щеки с такой нежной лаской, что у женщины защемило сердце. Повернув голову, она поцеловала его ладонь.
Губы Джесса скользнули по ее губам.
— Все в порядке? — Она кивнула. Последовал еще один нежный поцелуй. — Я не слишком торопился?
— Нет. Все было замечательно.
— Ваш комплимент принят, мэм. — Его лицо стало серьезным. — Что действительно было замечательно — так это ты.
— Джесс… — Сиенна почувствовала, как вспыхнули ее щеки. — Я никогда… то есть у меня… со мной никогда такого не было.
— Со мной тоже. — Его губы мягко коснулись ее губ. — Такое чувство, будто я знаю тебя тысячу жизней.
«Две, во всяком случае», — подумала она, ощутив холодок реальности.
Поймав ее взгляд, Джесс нахмурился:
— Что-то не так?
— Ничего. Просто…
В одно мгновение Джесс перекатил ее на спину.
— Не темни, женщина, — прорычал он, — или тебе придется расплачиваться.
— И какова цена?.. О боже, Джесс.
Не прошло и пары секунд, как их тела слились.
— Вот эта цена, — шептал он, — всегда только эта.
Всегда. Разве у них есть «всегда»?
Но в этот раз Сиенна позволила страсти прогнать нахлынувшее не нее отчаяние.
Было темно, когда Джесс проснулся.
— Сиенна!
Ее не было. Подушки все еще хранили аромат ее волос, но самой женщины не было.
Страх сжал его горло. Он вскочил, натянул джинсы и, пройдя через темную спальню, заметил свет под дверью гостиной.
Джесс остановился, выдохнул и задумался, что с ним происходит, если земля качается под ногами только потому, что женщина, которую он едва знает, уходит из его постели.
И из его жизни.
Какая глупость! Они просто переспали друг с другом, и все. Ни о каком продолжении не может быть и речи.
Но когда Джесс вошел в гостиную и увидел Сиенну в махровом халате, сидящую возле мраморной стойки, услышал ее приглушенные всхлипывания, он назвал себя самым большим лжецом на планете.
Без любви жизнь, конечно, проще, но такая жизнь никому не нужна.
— Детка!
Он обнял Сиенну. И тогда, обхватив его за шею, она зарыдала так, что, казалось, сердце ее вот-вот разорвется.
Джесс нашептывал ласковые слова, гладил ее волосы, плечи, словно надеялся своими прикосновениями умерить отчаяние женщины. И в самом деле через некоторое время рыдания стихли.
Но Сиенна не отпустила его.
Тогда он взял ее на руки и устроился вместе с ней в большом кресле.
— Что случилось, детка? Расскажи мне.
Он дотронулся до подбородка Сиенны и заставил посмотреть на него. Ее волосы были спутаны, глаза — два затуманенных озера, нос красный и мокрый. Но, несмотря на это, она все равно была прекрасна. И Джесс неожиданно понял, что встреча с этой женщиной изменила его жизнь навсегда. Он испытывал к ней не только страсть.
Это и пугало, и в то же время наполняло его каким-то радостным весельем.
— Не плачь, — сказал он, крепче прижимая к себе Сиенну. — Не плачь, детка, пожалуйста. Скажи мне, что случилось? Я все поправлю. Ну?
— Нет.
— Но почему? Что бы это ни было, я обещаю…
Она горько рассмеялась:
— Нет, ты не сможешь. Никто не сможет. Если я расскажу о себе…
Черт! Ей пришлось бы тогда рассказать, почему она оказалась в каньоне. О священном камне, обо всех тех вещах, которые ничего для него не значат.
— Сиенна, мои чувства к тебе ничто не способно изменить.
Она вздохнула:
— Тебе так кажется. Есть вещи… есть вещи, которые могут изменить все.
— Нет. Я не верю.
— Джесс. — Она нежно прижала палец к его губам.
Он поцеловал ее. И продолжал целовать до тех пор, пока ее губы не стали мягкими, пока она не расслабилась и не прильнула к нему. Потом, не выпуская свою драгоценную ношу, поднялся и, стянув покрывало с постели, завернулся в него вместе с ней и вышел на балкон. Большое плетеное кресло жалобно скрипнуло под их тяжестью.
— Тебе тепло? — спросил Джесс.
Сиенна кивнула. Конечно, ей не холодно, когда он так обнимает ее. Холод придет потом, когда она признается в том, в чем должна была признаться гораздо раньше. Объяснит, что она не из его времени, что каким-то образом откатилась назад на три с половиной десятка лет.
И то, что Сиенна долго откладывала признание, не делало задачу легче.
— Хорошо, — проговорила она едва слышно, крепко сжимая его руку. — Я расскажу. И это сразу все изменит.
Он заглянул ей в глаза.
— Я знаю, что я испытываю к тебе. И это неизменно.
Ее глаза наполнились слезами.
— Я… я… Ты же не знаешь, кто я.
— Да какая, черт возьми, разница?! — разозлился Джесс. — Мне все равно, почему ты оказалась в каньоне. Все! Хватит. Конец истории.
Ее смех напоминал рыдание.
