Ширли Джамп - Красная туфелька
Она представила себе реакцию Калеба. Увидев под статьей ее фамилию, он сочтет ее просто предательницей.
— Вы хоть представляете, что это может сделать с моей жизнью?
На лице Карла появилась улыбка, похожая на улыбку Чеширского кота.
— Это сделает тебя самым известным в городе репортером скандальной хроники. Разве не об этом мечтает каждый, детка?
Калеб был в двадцати шагах от своего офиса, когда на него навалилась куча журналистов со своими фотоаппаратами и микрофонами, выкрикивая вопросы о Леоноре, пытаясь просунуться ближе, в надежде получить ответ.
Как всегда, он произнес только два слова: «Без комментариев» — и вошел в свой офис.
Лицо Марты выражало сочувствие.
— Я положилаэто тебе на стол.
Можно было не говорить, что именно. Он и так знал. Он знал, что этот день придет, что кто-то наконец сведет в одну картинку разрозненные кусочки. Заголовок бросился ему в глаза прежде, чем он успел дойти до своего стола:
«Леонора Льюис у порога смерти, пока ее сын развлекается!»
Черные глянцевые буквы свидетельствовали против него. С обложки журнала, которого теперь, казалось, он мог не опасаться, — «За кулисами сцены».
Он открыл таблоид, все еще думая, что ошибся. Она не могла этого сделать! Она бы этого не сделала. После всего, что между ними было… Или все это только для отвода глаз? Чтобы шпионить за ним? Шпионить за его матерью?
Но внизу, под текстом, было три слова: «Автор Сара Гриффин».
Калеб без сил упал в кресло.
Неужели он был так ослеплен? Своими чувствами. Ее поцелуями. Или же она, черт возьми, такая хорошая актриса?
Что-то кольнуло его в сердце. Но он отказался назвать это болью. Он впустил Сару в свой мир, в свое дело, в свою жизнь, и как она ему за все отплатила? И сделала это только затем, чтобы продвинуться по карьерной лестнице.
Он взял со стола таблоид, вышел из офиса и направился в издательство. В этот раз без всяких коробок конфет и милой улыбки. Сейчас у него было только одно желание — рассчитаться с Сарой Гриффин.
Сара печатала до тех пор, пока у нее не заболели пальцы. Она просмотрела все свои записи за последние дни, нашла старые публикации о «ЛЛ Дизайн», все, что когда-либо было написано их конкурентами. Уже к одиннадцати части были состыкованы, и Сара наконец почувствовала, что у нее, возможно, есть что-то, что может исправить разрушения, причиненные таблоидом.
Но работа продвигалась медленнее, чем обычно. Сара была встревожена. Калеб наверняка уже видел статью и обвинил во всем ее. Но прежде чем начать оправдываться, она хотела показать ему, что написала об «ЛЛ Дизайн». Доказать, что у нее не могло быть столь противоречивых намерений.
— Как ты могла?!
Она вздрогнула и подняла глаза. Возле ее стола с каменным лицом стоял Калеб. Проклятье! Значит, он видел статью.
— Я не имею к этому никакого отношения, Калеб.
Он угрожающе наклонился к ней:
— Никто об этом не знал. Никто. Только тебя я подпустил к себе достаточно близко. Хотя и не знаю, с чего тебя вдруг заинтересовали дела моей матери?
— Клянусь, Калеб, я действительно не имею к этому никакого отношения, — повторила она снова. — Я прочла это только сегодня утром.
Он усмехнулся. Он ей не верил.
— Тогда откуда взялась эта информация?
— Понятия не имею. Редактор говорил, что был звонок, и дал материал стажеру. Он поставил мое имя, потому что это была моя колонка. Это, конечно, неправильно, и если б я знала, то обязательно остановила бы его…
Калеб тряхнул головой, его лицо выражало неприязнь.
— Ага. По-твоему выходит, что все это — просто одно большое недоразумение?
Его сарказм убивал. Как она вообще собиралась его убедить? И как ей теперь исправить тот ущерб, что нанесли его репутации эти статьи, когда все это будет продолжаться и дальше?
— Калеб, я…
— Не знаю, почему я когда-то доверял тебе. Почему думал, что ты другая. — Он бросил таблоид ей на стол. Разлетевшись веером, журнал сполз на пол кучей жирных черных заголовков и дешевых спекуляций. — Ты такая же, как и все! Ты используешь каждый кусок грязи, чтобы разрушить чью-нибудь жизнь, и называешь это своей работой.
Она подняла на него глаза. Да, то, что случилось сегодня, было ужасно, но это можно было предвидеть. Неужели Калеб действительно думал, что этот его секрет так и останется секретом?
— Ты считаешь, что сказать правду было бы хуже, чем заставлять людей строить догадки? Где теперь Леонора и чем занимается?
— Моей матери нужно, чтобы ее оставили в покое.
— Но теперь в покое ее не оставят. Людям не безразлична судьба известного дизайнера, к тому же если информация о ее болезни станет открытой, то и тебе, возможно, будет легче со всем справиться. Скрывать правду никогда и не было хорошей идеей. Всегда найдется какой-нибудь крот, который ее раскопает.
— Да что ты можешь знать об этом? Ты всю жизнь прячешься по углам и только пишешь о жизни других!
Это были жестокие слова. Сара выпрямилась, прижавшись спиной к холодной перегородке:
— Я…
— Хотела бы ты, чтобы о твоей матери кричали на первых полосах всех газет?
— Нет, конечно.
— Тогда почему ты думаешь, что мне бы этого хотелось? — Резко выдохнув, он отвернулся, стараясь не встречаться с ней взглядом. И это было самое плохое. Одна статья уничтожила все, что было между ними, он даже не хотел смотреть на ее лицо. — Я думал, что кто-кто, а уж ты сможешь понять, почему я не хотел выносить это на публику.
Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него. Но он был слишком далеко, и она знала, что если сделает к нему шаг, то он может уйти.
— Я сочувствую тебе, Калеб.
— Неужели? Что-то не верится. Если бы ты сочувствовала, поняла бы, как тяжело принять это решение. Это совсем не то, что хотелось бы выставлять перед всем миром.
Она подумала о статье, которую прочла, о его словах и о решении, которое ей самой не так давно пришлось принять. Все теперь стало на свои места. Стало ясно, почему для Калеба было такой пыткой говорить о своей матери. Почему он не хотел, чтобы кто-то знал о ее состоянии. Почему он сам взялся за руководство компанией и не хотел бросать это.
— Значит, ей уже не станет лучше?
Он выругался и повернулся к ней спиной.
Сара встала и положила руку ему на плечо. Калеб вздрогнул, но не отстранился. Это было хорошим знаком, пускай не большим, но тем не менее. Может, все еще поправимо?
— Калеб, поговори со мной. Я могу помочь.
Он повернулся, и в его глазах она увидела совсем другую правду — ту, в которую она не хотела верить: между ними все кончено. Ей, безо всякого суда, вменили в вину то, чего она не делала.
