Эва Киншоу - Не теряй надежду
— Присядь, Дайана.
Пожав плечами, она села. Томас устроился на постели и спросил:
— Хорошо прошли эти две недели, правда?
— Очень хорошо, — согласилась она. — Ты очаровал мою помощницу — собственно, ты давно уже ее очаровал — и учеников. Уверена, что все девчонки старше двенадцати безумно в тебя влюблены.
Помолчав, она вспомнила, как родители приехали на обед к ним. По глазам обоих было видно: они не уверены в том, что поступают правильно. Их беспокойство заставило Дайану сказать им, что они с Томом ничего пока не решили, но она рада, что он предложил ей помощь. Дайана знала наверняка, что родители не один вечер обсуждали ее отношения с Томом.
Нельзя отрицать: выглядела она сейчас лучше, здоровее, а когда занялась любимым делом, то и настроение ее улучшилось. Родители, навещавшие дочь почти каждый день, конечно, замечали происходившие с ней перемены…
Подняв глаза, она скорчила гримасу.
— Ты даже «обаял» моих родителей, да и помог мне подзаработать.
Но он не стал обижаться на ее пренебрежительный тон.
— Подумай, сколько я могу еще сделать для тебя за оставшуюся жизнь, Дайана.
— Ты ведь не станешь вновь заводить разговор о том… — тихо начала Дайана.
— Стану.
— Тогда скажи мне, что будет, когда ты закончишь книгу?
— Думаю, мы могли бы поехать вместе туда, где я буду собирать материалы для моей следующей книги, — спокойно ответил он. — К тому времени как раз с тебя снимут гипс. Мы могли бы устроить себе отпуск… или медовый месяц.
— Странно слышать. Я думала, ты хоть попытаешься объяснить мне, почему тогда не признался, что ты автор книги! — вспылила она.
— К сожалению, ты была права, Дайана, тогда я не хотел серьезных длительных отношений. Считал это ненужным. Но то было тогда.
— Единственное, что изменилось, — только это. — Она постучала по гипсу.
— Нет. Одиночество на островах. Я не мог о тебе не думать — там это оказалось просто невозможно. Более того, я понял, что, куда бы ни забросила меня судьба, мне не удастся уйти от тебя, Дайана.
— Сейчас легко говорить, Том.
— Но это правда.
— Спасибо. А если бы ты поехал не на пустынный остров, у тебя бы не было проблем?
Впервые за то время, что они провели вместе, Дайана заметила раздражение в его взгляде и получила от этого удовольствие. Томас уловил злорадный блеск ее глаз и махнул рукой.
— Ладно. Пойдем смотреть телевизор.
— Почему бы и нет? Я сейчас мало что могу делать.
— Можешь, можешь, — ответил он. — Если бы забыла о своих обидах, мы могли бы поставить тихую музыку, поговорить, а потом лечь вместе и уснуть. Тебе бы стало легче, Дайана. — Но поняв, что его слова не нашли отклика в душе Дайаны, холодно усмехнулся и сказал: — Позволь мне хотя бы помочь тебе подняться по лестнице.
— Обойдусь и без твоей помощи. Не трогай меня, Том. — Дайана яростно застучала костылями.
Неудивительно, что она споткнулась. К счастью, он все же пошел за ней и успел поймать ее, когда она полетела вниз по ступеням. Дайана стукнулась головой о перила, больно вывернула руку, застрявшую в костыле.
— Ну и идиотка же ты, — услышала она, теряя сознание.
8
Открыв глаза, Дайана увидела над собой взволнованные лица Тома и Рут. Она лежала в своей постели.
— Прости, я сама виновата, — простонала она.
Том сел рядом, забыв про свое раздражение, и взял ее за руку.
— Как ты себя чувствуешь?
Она невольно дернулась, он помрачнел и посмотрел на ее запястье.
— Похоже, ты растянула руку и на голове у тебя огромная шишка. А что с ногой?
— Все так же, — осторожно произнесла Дайана. — Хотя нет, думаю, стало хуже.
— Ничего, скоро приедет врач.
— Не надо…
— Надо, надо, — мягко возразил Том. — Лучше подстраховаться, чтобы потом не пришлось пожалеть.
Он оставался неизменно терпелив весь следующий день, когда ей делали рентген, и даже уступил ее настойчивым просьбам не говорить ничего родителям. К счастью, она не повредила ногу. Более того, оказалось, что перелом почти сросся и ей даже пообещали снять гипс через пару недель. Вечером он приготовил обед.
Сидя с бокалом вина и наблюдая за Томом, мывшим посуду, Дайана растерянно произнесла:
— Том, что же с нами будет?
— А ты чего хочешь, Дайана? — спросил он после долгого молчания.
— Мне хочется избавиться от чувства, что ты со мной плохо обошелся. И перестать жалеть себя… Но у меня не получается. Еще я хочу тебе верить — и не могу.
— Тогда, может, пока просто потерпишь мое присутствие? — предложил он.
На губах ее заиграла странная усмешка.
— Хочешь взять меня измором?
— Нет. Просто я решил не заводить разговоров о том, что мы не сможем жить друг без друга, пока ты не выздоровеешь. Пока не начнешь задираться и спорить со мной — словом, не станешь опять той самой неподражаемой Дайаной. — Он сел рядом, и ей показалось, что в глазах его мелькнул прежний огонек.
— Идет, Том. Мне никогда не удавалось остаться в стороне от какого-нибудь соревнования!
— Так, значит, ты не возражаешь против того, чтобы я остался?
Она кинула на него уничтожающий взгляд.
— Не разыгрывай невинность, Том. Я же не могу тебя вышвырнуть, а сам ты не уйдешь.
— Извини, не уйду.
— Вот-вот, и я о том же. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи мне, как ты стал писателем.
— Мне всегда хотелось писать. А мой отец всегда хотел, чтобы я стал адвокатом. Мы пошли на компромисс. Я прослушал курс истории литературы и курс права, но у меня так и не возникло ни малейшего желания заниматься юриспруденцией. Отец не то чтобы согласился, а просто сдался, и в итоге я стал журналистом.
Дайана удивленно подняла брови.
— Но ведь ты потерял много времени, изучая то, что тебе оказалось совсем не нужно.
— Не совсем, — отозвался он с усмешкой. — К тому же в двадцать лет писателем не станешь, я понял это, узнав жизнь поближе.
— Как так?
— Поначалу я, естественно, считал, что могу писать замечательные романы. Но сейчас я знаю, что у меня куда лучше получается вот это. — Томас махнул рукой в сторону своей книги.
— И ты хорошо зарабатываешь? Это ведь твоя третья или четвертая книга?
— Третья. Достаточно.
— И все же, — размышляла она вслух, — если ты перестанешь мотаться по свету и делать свои репортажи, тебе, наверное, будет скучно с непривычки.
— Есть время прилива и отлива в жизни. Не хочу сказать, что все журналисты таковы, но это занятие иногда может сделать человека циником.
— Который не желает иметь никаких обязательств и для которого ничего не свято.
