Олег Суворов - Очаровательна, но упряма
Черт! Она прекрасно знала, какая тема может довести меня до белого каления. Не стоило затевать такой разговор по телефону…
— Ты хочешь сказать, что уже имела дело с мужчинами? — закипая и свирепея, уточнил я.
— Разумеется, и не один раз!
— Врешь!
— А мне плевать, веришь ты или нет.
Разговор грозил перерасти в серьезную ссору, но я уже не мог остановиться. Лучше уж все выяснить сейчас, чем потом сходить с ума от ревности в одиночестве…
— Если бы это действительно было так, — неожиданно сменив тон, хладнокровно заявил я, — ты бы давно уже мне уступила! Для тех женщин, у которых было несколько мужчин, уступить еще одному так же просто, как выкурить сигарету. Они порой делают это по принципу «да лишь бы отвязался!»
— С тобой мне это было бы не проще!
— Это еще почему!
— Я тебя ненавижу!
— За что?
— За все!
— Проклятие! — так и взвился я. — С какой стати ты пытаешься казаться хуже, чем есть на самом деле? Зачем ты хочешь уверить меня в том, что все это время я ухаживал не за необычной, умной, целомудренной девушкой, а за самой заурядной дешевкой? Ну ладно, считай, что это тебе удалось! — я с треском повесил трубку и яростно закурил, пытаясь хоть немного успокоиться.
В результате этого разговора родилась небольшая и, пожалуй, самая слабая моя повесть, в которой скромница Алина выступала в роли порнозвезды! Однажды, когда один из ее отвергнутых поклонников случайно об этом узнал, между ними разыгралась следующая сцена:
«… — Так ты не девушка? — Неожиданно он понял, что именно это поразило его сильнее всего. — У тебя кто-то был?
— Да, был, — с явным вызовом ответила она. — Да, я сплю с мужчинами и снимаюсь в порнофильмах! Хочешь посмотреть?
Алексей судорожно сглотнул, чувствуя, что начинает сходить с ума. В этот момент Алина встала и быстро метнулась в сторону стола. Он хотел было перехватить ее, опасаясь, что она убежит, но девушка просто взяла телевизионный пульт и застыла на месте.
— Вот, смотри, что я проделываю с другими мужчинами и чего никогда не буду делать с тобой…
Она нажала кнопку, вспыхнул экран и полилась медленная сладострастная музыка. На экране появился какой-то высокий загорелый мужчина, который, улыбаясь, стоял перед сидящей Алиной. Она тоже улыбалась, стягивая с него белые джинсы…
— Выключи! — прохрипел Алексей, шатаясь и изнемогая.
— Нет, смотри, смотри все до конца, — ответила она, злобно поглядывая на него. — Видишь, как я его ласкаю? Видишь, как ему приятно?
Алексей зажмурился и пошел прямо на девушку. Она не успела ни вскрикнуть, ни выключить видеомагнитофон, как он уже накинулся на нее, пытаясь задушить. С журнального столика свалился телефон, и Алексей сжал в руке черный шнур…
— Аля — девушка хорошая, Аля — девушка хорошая, — отчаянно верещал попугай, пытаясь вырваться из клетки, но Алексей уже не слышал этого, видя перед собой наполненные диким ужасом глаза девушки и преисполняясь таким же ужасом от того, что он сам сейчас делает…»
Все вернулось на круги своя! Я начал свою литературную «алининиану» с ее смерти и закончил тем же! Черт возьми, но неужели я на подсознательном уровне настолько измотан ее невыносимым упрямством и стервозностью, что действительно хочу ее смерти, лишь бы избавиться от страсти и ревности? Неужели я действительно такая себялюбивая сволочь?
Эпилог
…Когда мы подъехали к отделению, я вновь попытался напасть на «этого придурка», который в пути корчил мне рожи и показывал язык, однако наручники помешали. Впрочем, вскоре их с меня сняли, но тут же запихнули в КПЗ. Алина и ее спутник остались снаружи, и о чем они там беседовали с дежурным, мне неизвестно.
КПЗ оказалась довольно просторной, одну треть ее занимала клетка. В ней сидел какой-то ханыга — по виду местный бомж, который немедленно стал клянчить у меня сигарету.
— Да пошел ты, — буркнул я, расхаживая у окна и жадно затягиваясь. Возбуждение не проходило, зато к нему добавлялось безумное отчаяние — неужели это конец всей нашей истории? Неужели меня оставят здесь, а она как ни в чем не бывало продолжит прогулку с этим… Какой ужас!
И ведь какая злая ирония судьбы — вся эта безобразная сцена разыгралась почти на том же самом месте, что и самая прекрасная! Ведь именно там мы находились тем ноябрьским вечером — я, Алина, Марина, — обсуждая планы нашей совместной супружеской жизни…
Немного успокоившись, я все-таки угостил своего сокамерника сигаретой, просунув ее через прутья решетки. Более того, руководствуясь предыдущим опытом и рассчитывая на самое плохое, я еще успел запихнуть несколько сигарет в носки — на тот случай, если меня будут обыскивать.
Минут через десять, может, пятнадцать дверь камеры открылась и меня выпустили.
— Поехали, отвезем тебя в вытрезвитель, — заявил мне тот самый сержант с автоматом, который заковывал меня в наручники.
— Зачем, не надо! — взмолился я, но, опасаясь снова лишиться свободы рук, послушно вышел на улицу и спустился к машине. В тот момент, когда передо мной распахнули дверцу, на крыльце появились Алина и ее спутник. Больше всего меня потрясло выражение лица «самой любимой девушки в моей жизни» — видя меня таким несчастным, перепачканным в земле, с оторванным воротником белой сорочки, она словно бы торжествовала!
До вытрезвителя я так и не доехал, поскольку вовремя взял себя в руки и вступил в переговоры с обоими милиционерами:
— Слушайте, мужики, не надо меня никуда везти — я уже почти протрезвел. Отпустите!
— Да как тебя отпустить, когда ты вернешься обратно и снова драку устроишь!
— Зачем и куда я буду возвращаться, да еще в таком виде — грязный и оборванный? Тем более, вы же видели — я был слишком слаб, чтобы справиться с этим гадом. Не надо было сегодня пить, а то бы я ему показал… Ну ничего, в следующий раз вернусь с автоматом!
— Охота тебе сидеть, — усмехнулся сержант.
— А что делать, если я люблю эту проклятую девицу, а она словно нарочно меня дразнит!
— Кстати, — вмешался в разговор водитель. — А это правда, что ты писатель?
— Правда, — кивнул я, — восемь книг уже вышло, и еще несколько на подходе.
— А о чем пишешь-то?
— Да о разном. — Я несколько замялся, не став уточнять. Дело в том, что мой последний роман назывался «Ментовщина» и был посвящен продажности и преступности сотрудников одного московского отделения милиции. — Ну отпустите, я правда никуда не вернусь, а поеду домой. Зато уж там надерусь до чертиков, чтоб только не вспоминать весь этот кошмар!
