Джоанна Бак - Дочь Лебедя
— Зачем? — спросила я.
— Ну, там… деньги, — ответил отец.
Я не была уверена, что он имел в виду.
— Доктор Эмери объяснил, что если ты сняла квартиру недалеко от нас, то ты просто играешь с нами в прятки, и что это то же самое, когда ребенок покидает дом с шелковым покрывалом и шоколадным батончиком… Еще он сказал, что ты вернешься, когда тебе надоест прятаться.
— Я так и хотела поступить.
— Поэтому мы не стали приставать к тебе и хотели, чтобы ты сама приняла решение, — заметил Мишель.
«Почему же вы сейчас лишаете меня такой возможности?» — подумала я, не желая знать всей подоплеки их поведения.
Вдруг Мишель стал таким слащавым, и это было неприятно и странно.
— Когда детки вылетают из гнезда, — сказал он, — родители снова находят друг друга.
— Мне кажется, что тебе это не принесло особой пользы, — нахально заметила я и обратила внимание, что отец поморщился от моих слов.
— Ты права, но такова жизнь. Все идет одно за другим, — продолжал Мишель.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— Ничего, — ответил за него отец. — Мне не нравится, куда заводит нас этот разговор. Так тебе нравится обед? Могу держать пари, что ты нормально не ела уже целый год.
— Джекоб, как вульгарно, — сказал Мишель, и я была рада, что он сказал это. Отец смотрел на себя в зеркало — просто на себя.
— Теперь, о твоих деньгах. — Отец перешел на другую тему. — Тебе нужно связаться с мистером Леоном. Это весьма важно, так как нужно подписать кое-какие бумаги. Ты когда-нибудь станешь богатой женщиной.
— Мне уже двадцать один, — заметила я.
— Нет, позже. Двадцать один еще слишком мало, — ответил отец.
— Спасибо, что не приходили за мной.
— О, — сказал отец. — Нас часто не было здесь: Таиланд, Турция, Греция… В Анатолии происходят раскопки, там работают некоторые из моих друзей. Мишель был в Провансе, а я немного поездил по восточным странам.
— Ты был в Индии?
— Он имеет в виду Прагу или, если точнее, Вену, — заметил Мишель.
— Нгуен что, шпионил за мной? — спросила я.
— Не шпионил, а приглядывал. Он работает на меня с тех пор, как ушла Берта. Пятнадцать лет, это долгий срок — он предан нам.
Когда я была маленькой, Нгуен приезжал за мной в школу, а остальные дети ездили на автобусе. И отец… звонил родителям мальчиков, с кем я танцевала. Он ждал меня и просматривал каталоги, когда я возвращалась в два или три часа ночи. Он всегда с радостью встречал меня.
— Флоренс, моя милая, это ты? — Такое его внимание раздражало меня. — А его родители богаты? Чем они занимаются? Как они относятся к евреям? Во Франции всегда следует быть настороже!
— Папочка, я не собираюсь замуж за этого мальчика, мне только нравится танцевать с ним. И, может, я не прочь лечь с ним в постель перед тем, как вернуться домой. И потом Эллис — это не еврейское имя, уж нет.
Да, он гордился, что за мной бегало столько ребят. Мне было интересно, догадывался ли он, как я на самом деле провела свой последний год в школе. Ты можешь себе представить, сколько у меня было мужчин, папочка?! А теперь у меня есть Феликс…
— Флоренс, ау, где ты? Вернись к нам. — Мишель похлопал меня по руке.
— Здесь, на Рю дю Бак, — ответила я.
— Нам следует как-нибудь навестить тебя, — заметил Мишель.
— Нет, пожалуйста. Вам там не понравится. И эта ужасная лестница. Пожалуйста, не делайте этого. Ну, пожалуйста!
Отец засмеялся.
— Мы же понимаем, когда мы не ко двору. Флоренс, я так рад тебя видеть!
— И я тоже!
— Я так скучал по тебе, — сказал отец.
— И я тоже.
— Я хочу, чтобы ты знала, что я никогда не сделаю ничего, чтобы расстроить тебя.
— Чем?
— Ну, продать вещи Джулии, например…
— Но я не думала об этом.
— Ну, поскольку ты так горюешь о ней, я просто хочу, чтобы ты точно знала, что все ее вещи принадлежат тебе.
— Я об этом не думала, никогда не думала, — повторила я.
— Боже, как же ты изменилась за год, — заметил Мишель.
Дело было совсем не в вещах Джулии. Все дело в ее добром имени. Мишель лучше разбирался в вещах, чем в отвлеченных понятиях. Он не был одним из нас.
— Расскажи нам, каково работать с Андре Рутьером? — попросил отец. — Мы его знаем как предмет украшения.
— Он работает у нас всего два дня. — Я рассказала им, что собой представляет Делаборд, о Люке и их ссоре. Им было интересно. Об Андре мне так хотелось сказать, что он гадкий маленький извращенец, но я промолчала.
— Он — ничего, — заметила я, потом мне пришлось расшифровать свое определение. — У него, кажется, есть вкус, он хорошо двигается, он может быть упорным и никогда не отказывается работать, как это случалось с Люком. Я рассказывала им обо всем, я все говорила, говорила, но думала только о Феликсе. Он должен был позвонить мне. Может, позвонит попозже. Я знала, что он это сделает. Он просто должен!
— Мы его знаем через Алексиса, — сказал отец. — Он какое-то время был с ним в связи. Мне кажется, что Андре хотел стать художником…
— Но для этого совершенно необходим талант, — уточнил Мишель. — Кажется, он был сильно привязан к Алексису, и когда тот поменял его на…
Вмешался отец:
— Заткнись! — Он грохнул стаканом об стол.
Он обычно никогда не употреблял подобных выражений. Я затаила дыхание.
Мишель и отец уставились друг на друга — два зверя перед началом битвы.
— Андре действительно очень способный, — сказала я невыразительным голосом, чтобы только отвлечь их от ссоры.
— Передай ему мои наилучшие пожелания, — сказал Мишель.
Ссора продолжалась, но без слов.
— Итак, — сказал вымученно отец, он старался взять себя в руки. — Какие у тебя планы?
— Мне придется пораньше лечь спать, мне вставать в шесть.
Мишель засмеялся:
— Ничего себе планы!
И снова они уставились друг на друга, глаза в глаза.
— Мне действительно пора идти, — сказала я. — Все было так хорошо.
— Мы можем провести вместе Пасху, — предложил отец. — Я договорюсь с Алексисом. Мы можем поехать в Венецию.
Я посмотрела на часы, мне нужно было вернуться домой, даже здесь я представляла, как звонит мой телефон.
— Тебя ждет твой друг? — спросил Мишель.
— Нет, моя работа.
— Ну, тогда этот человек — настоящий тиран! Что вы делаете в шесть утра? — съязвил он.
— В семь привозят реквизит, и мне нужно проследить за тем, чтобы все было в порядке.
Отец обнял меня.
— Мы всего лишь пара старых вредных извращенцев, и ты не хочешь еще побыть с нами. Я все понимаю…
