Мишель Кондер - Больше ни слова лжи
Он бросил на нее такой взгляд, что она не смогла ему отказать.
Поскольку было уже довольно поздно, Лукас повел Элеанор в первоклассный, хотя и незаметный клуб, который предлагал винтажное шампанское гостям, понимающим в нем толк. Лукас понимал. Он поднял бокал.
– За успех!
Элеанор чокнулась с ним.
– Не могу поверить, что все закончилось. Пару раз я боялась, что мы не справимся.
Она немного расслабилась и рассказала Лукасу кое-что о своей жизни в Нью-Йорке, включая волонтерскую работу в местном приюте для животных.
Лукас улыбнулся, вспомнив, как однажды подумал, что она быстро ему наскучит.
– Чему ты улыбаешься? – осторожно поинтересовалась Элеанор.
Он не собирался говорить правду.
– Трехъярусная ледяная люстра? – сказал он, вспоминая одно из последних ее дополнений, присланных ему по электронной почте.
– Пожалуйста, не вспоминай об этом, – простонала Элеанор. – Она дважды падала, и Михаил окончательно закрепил ее только сегодня утром. Надеюсь, она провисит там до завтрашнего открытия.
– Провисит. Будут и сани, запряженные лошадьми, и хаски в упряжке. Неужели ты рассчитывала, что тебе удастся устроить это, минуя меня?
Ее усмешка сказала ему, что именно на это она и рассчитывала.
– Это хорошая идея. Все так считают.
– Все считают, что ты – как солнце. Они не смеют тебе возразить.
Элеанор попыталась придать себе невинный вид, но Лукас рассмеялся.
– Ты расстроен?
– Разве я выгляжу расстроенным?
Пульс женщины участился.
– Иногда по тебе сложно что-либо сказать.
– Ты видела город? – сменил он тему.
– У меня не было времени.
– Может, когда-нибудь ты снова посетишь Санкт-Петербург.
– Не возражаю. Было бы замечательно приехать сюда летом, когда солнце восходит в четыре утра, а заходит в полночь. Вероятно, люди совершенно изматываются.
– К этому привыкаешь, к тому же плотные черные шторы немного помогают.
– В Нью-Йорке летом солнце встает не раньше шести…
– Похоже, ты очень хочешь вернуться домой.
– Я давно там не была и с удовольствием проведу время с сестрами.
– Вы близки?
– Да…
– Но?
– Но мы почти не видимся. Хотя это ничего не меняет: они значат для меня все. А как насчет тебя? Я помню, ты говорил, что твоих родителей нет, а как насчет братьев или сестер?
Именно поэтому Лукас предпочитал не разговаривать на личные темы со своими женщинами. Они считали себя вправе задавать вопросы о его жизни.
– Никого, о ком бы я знал.
– О! – Элеанор наклонила голову. – Мне жаль.
Лукас сделал глоток шампанского и с удивлением обнаружил, что он не прочь поговорить с ней. Что она подумает, узнав о его корнях, точнее, об их отсутствии? Это отпугнет ее так же, как других светских дам?
– Я не знал своих родителей.
– Совсем?
– Я рос на улице, Элеанор.
– Ты солгал мне! – Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. – Когда я тебя спросила, ты сказал…
– Я высказался в том плане, что у тебя богатое воображение.
Элеанор наморщила нос, но не отвела взгляд. Да и отвращения на ее лице не было.
– Прости. Должно быть, тебе несладко пришлось, – с сочувствием произнесла она.
И ему захотелось открыться ей.
– Да. Несладко. И страшно.
Эти слова вырвались у него невольно. Лукас почувствовал себя неуютно. Даже Томасо не знал всех подробностей его жизни. Никто не знал.
– Могу я спросить, что случилось с твоими родителями?
– Мать оставила меня в поезде, идущем в Москву.
– Это ужасно. Должно быть, у нее было разбито сердце.
– Она сделала это намеренно, Элеанор. Она собиралась… меня бросить.
– Но… – Она нахмурилась, не в силах представить, что такое возможно. – Но почему?
Лукас понял, что ему придется рассказать всю историю.
– Моя мать, в прошлом королева красоты, была наркоманкой, а моим отцом, возможно, был один из ее многочисленных любовников. К пяти годам я ей окончательно надоел. Уже тогда мы жили в условиях, которые не сильно отличались от улицы.
– Вот только на улице ты жил совершенно один!
Да, он был один. Он уже давно был один.
– До того, как ты начнешь по мне убиваться, – протянул Лукас, – вспомни, что сейчас я один из самых богатых людей России. Мать оказала мне услугу, избавившись от меня.
В ее широко раскрытых ореховых глазах светился неприкрытый шок.
– Но как тебе удалось выжить?
– Как удается многим другим таким же детям. Мы крали, рылись в бачках для мусора и спали на железнодорожных станциях. Как-то меня отправили в детский дом.
Но там было еще хуже. Там люди смотрели на него с жалостью и осторожностью. Он продержался в детском доме всего несколько месяцев и снова сбежал на улицу в поисках матери. В душе Лукас по-прежнему верил в то, что это какое-то недоразумение, чудовищная ошибка. Что мать совсем не собиралась бросать его. Но вскоре он узнал правду.
– Моя жизнь не была сказкой, но когда мне исполнилось шестнадцать лет, Томасо убедил своего брата дать мне работу на корабле. Я сразу понял, что мне выпал редкий шанс, и воспользовался им.
– Выживают сильнейшие, – прошептала Элеанор, повторяя его слова. – А полиция? Почему ты не обратился туда?
– Полиция не очень жалует уличных мальчишек.
По сравнению с его детством ее детство было похоже на сказку. Порой Элеанор казалось, что ей уделяют недостаточно времени, но она росла в любви. Кое-что изменилось после смерти матери. Отец немного от нее отдалился и женился во второй раз, но он ее не оставлял. Он не сажал дочь в поезд, чтобы избавиться от нее.
– Вот почему ты строишь школу, – пробормотала она, вспоминая недавний разговор с Петрой.
Та дала Элеанор брошюру, в которой было полно фотографий Лукаса с детьми. Он создал фонд помощи уличным детям. Тогда Элеанор решила, что Лукас делает это из тщеславия.
Петра рассказала, как Лукас, будучи в Санкт-Петербурге, одно утро в неделю посвящает таким детям, и что сейчас он подыскивает место для строительства школы, в которой они могли бы учиться. Чтобы они захотели учиться.
Элеанор, естественно, предположила, что Петра преувеличивает.
– Что тебе об этом известно? – отрывисто спросил он.
– Только то, что рассказала Петра.
– Эта женщина не в меру болтлива.
– Значит, это так?
– Дети оказываются на улице главным образом потому, что им не к кому обратиться, некуда пойти. – Лукас пожал плечами. – У меня есть средства, желание, и мне известен ход их мыслей. Это решение было продиктовано логикой.
«Логикой, ага», – подумала Элеанор. Лукасу было не все равно. Совсем не все равно.
Она чувствовала себя ужасно, потому что заставила его рассказать о своем детстве, снова вспомнить те страшные времена. Элеанор подавила желание обнять Лукаса и сказать, что, если бы они тогда были знакомы, она нашла бы способ помочь ему.