Екатерина Вергилесова - Сложная любовь
— Это Миша Мещерский, мой знакомый.
— Прекрасный, прекрасный юноша, — задумчиво сказала Ольга Николаевна, — редко встретишь такого в наши дни.
Галя пожала плечами.
— Мне тоже так кажется, — созналась она.
— Я думаю, он будет тебе хорошим мужем, — сказала Ольга Николаевна.
Галя промолчала. Мама приписала это молчание ее застенчивости, но Галя знала, что дело не в этом. Пока они с Мишей молча ехали домой, она думала о том, что мама угадала ее самое сокровенное желание: она действительно хотела бы, чтобы Миша стал ее мужем. Но после беседы с Наташей Галя слишком хорошо понимала, что это невозможно. Михаил был из тех мужчин, которые любой ценой избегают брака, выше всего ценя свою свободу и независимость. С грустью Галя смотрела на мишин мужественный профиль. Его сильные руки лежали на руле, зеленые глаза были устремлены вдаль. Все было так, как в первый вечер их знакомства. Но, боже мой, как много изменилось с тех пор, насколько лучше теперь Галя понимала его, насколько больше любила! Но несмотря на все эти изменения, все таким же сильным оставалось чувство, охватывающее ее, когда она видела его крепкую высокую фигуру, слышала звуки его голоса, чувствовала прикосновения его руки.
Миша остановился у коммерческого киоска.
— Я думаю, — сказал он, — нам надо отметить благополучное завершение эпопеи с больницей.
Галя не стала спорить и через минуту Миша вернулся с бутылкой шампанского и несколькими пестрыми пакетами.
Пока они ехали, Галя задумалась о том, как она будет жить эти недели, пока мама лежит в больнице. Ведь никогда в жизни она не жила одна. Конечно, дел по хозяйству будет намного меньше, чем обычно, но она настолько сжилась с мыслью, что дома ее всегда кто-то ждет…
Они поднялись в квартиру и Миша выгрузил на кухонный стол принесенную им снедь.
— Я приготовлю что-нибудь поесть, — сказал он, — а ты пока можешь принять душ.
Галя послушно отправилась в ванную: она не привыкла к тому, что в ее доме готовит кто-то кроме нее.
Раздевшись, она еще раз глянула в зеркало на свое отражение: матовая шелковистая кожа, большая грудь, красивый изгиб бедер… Сладкое предчувствие заставило ее вздрогнуть.
Когда Галя вышла из ванной, еда была уже на тарелках. Извлекши из холодильника ледяное шампанское, Миша разлил его по бокалам.
— Ну, — возгласил он, — за здоровье твоей мамы!
Галя выпила. Пузырьки газа приятно щекотали небо.
Галя давно хотела задать Мише один вопрос. Неожиданно она почувствовала, что сегодня сможет набраться храбрости.
— Скажи, Миша, — сказала она небрежно, — как там Вика?
Лицо Миши исказилось как от боли.
— Понятия не имею, — резко ответил он, — да и знать, честно говоря, не хочу.
— Почему? — поинтересовалась Галя, — она ведь была твоей подругой, когда мы познакомились.
— Ты что, серьезно считаешь, — раздраженно ответил Миша, — что я могу с одной стороны устраивать твою маму в больницу, а с другой — продолжать общаться с Викой, по вине которой все это произошло? Разве ты не понимаешь, что после того, как Наташа рассказала мне, что случилось, между нами с Викой все было кончено?
— А Наташа тебе рассказала? — вырвалось у Гали.
— Конечно, — ответил Михаил, — а откуда бы я еще это узнал? Вика, кстати, и не оспаривала, что это сделала она. «Откуда же я знала, что у ее мамы больное сердце?» Никогда не думал, что она такая злая.
Галя почувствовала, как с души у нее свалился камень. Она счастливо улыбнулась.
— И вообще, разве ты не понимаешь, — продолжал Миша, — какая может быть речь о Вике, если я люблю тебя?
Головы их нагнулись над столом и губы соединились в долгом, жарком поцелуе.
— Я тоже люблю тебя, Мишенька, — прошептала Галя.
— Дорогая моя, любимая, единственная, — шептал он и его сильные руки гладили ее по спине, плечам, груди.
— Я не знаю, как я бы жила без тебя, — тихо сказала она.
Миша отодвинул стол и сел рядом с Галей, взяв ее за руку. Его горячие губы покрывали поцелуями ее шею.
— Милая моя.
Его пальцы тронули пуговки ее блузки. На этот раз Галя не протестовала. Миша поднял ее на руки и понес в комнату. Галя чувствовала, как кружится ее голова, как бьется, словно маленький зверек, сердце… Галя вцепилась в мишины плечи и ей казалось, будто она летит где-то высоко над землей, а все земные горести и тревоги уходят куда-то далеко-далеко. В этот момент во всем мире не было никого, кроме них с Мишей.
Его сильные руки ласкали ее шелковистые волосы, зеленые глаза светили сквозь синеватую дымку грез. Он положил ее на диван. Губы их сомкнулись в страстном поцелуе.
— Миша, Мишенька, родной мой, — шептала она.
— Галя, Галочка, — как эхо отвечал он.
Его губы блуждали по ее обнаженному телу, руки их сплетались в объятиях, дыхание их смешалось… Жаркий шепот, сгущающиеся сумерки, слова любви, последний стыд и полное блаженство…
Глава одиннадцатая
Всю следующую неделю они прожили в счастливом полузабытье. Мама постепенно поправлялась, мистер Эмбулэнс все увереннее сулил поездку в Штаты для продолжения лечения. По его словам, с застарелыми переломами там буквально умели творить чудеса. Днем Галя заезжала к маме в больницу, беседовала с ней. В отличие от обычных советских больниц сюда не было нужды возить никакой еды, кормили там превосходно.
А по вечерам Миша возил ее в галереи, ночные клубы и дискотеки. Постепенно Галя освоилась в арт-тусовке, узнавала в лицо многих Мишиных друзей и просто известных художников. Этот мир разительно отличался от того, к которому она так привыкла! Как интересно было беседовать с ними, как увлеченно рассказывали они о своих проектах! И хотя слово «кризис» не сходило у всех с уст, они буквально фонтанировали идеями. Петя Мадьяно с истинно французской страстностью рассказывал о грандиозной выставке «Место звезды», планируемой в будущем году на парижской Пляс д'Этуаль, а Костя Астрономов развивал идеи коллективного служения на основе любви.
— Любви к кому? — спросила его Галя.
— Лучше всего — к Прекрасной Даме, какой-нибудь Принцессе, но можно — и к себе самому.
— Это будет такой коллектив себялюбцев? — спросил его Михаил.
— Нет, ты не понял — ответил Костя, — я имею в виду коллектив, объединенный на основе любви ко Мне.
Галя смеялась. Все проекты, проходящие перед ней, казались ей равно безумными, но слово «любовь» захватило ее. Ей казалось, что ее чувство к Михаилу словно бы оправдывает странность и причудливость всего этого мира. Никогда еще она не была так счастлива, как в эти дни.