Валерий Роньшин - Корабль, идущий в Эльдорадо
Я поднялся на второй этаж и постучал в знакомую дверь.
— Да-да! — раздался жизнерадостный голос.
Я вошел.
Баварин завтракал. Сидя в коротком темно-синем махровом халате за столом, он ел раков с рисом. Мое неожиданное появление явно не привело его в восторг. Он скорчил такую гримасу, словно случайно проглотил живую лягушку. Во мне тоже всколыхнулась былая ненависть.
— Здравствуйте, Евгений Петрович, — сказал я, изо всех сил стараясь, чтобы вышло приветливо, — Приятного аппетита.
— Спасибо, сынок, — настороженно ответил он и вытер губы краем салфетки. — Я догадываюсь, зачем ты пришел. Нам надо поговорить, верно?
— Верно, — ответил я, без приглашения усаживаясь в кресло. — И я с нетерпением жду, что вы скажете о моем сценарии.
— О сценарии? — поползли его брови вверх. — А я думал…
— Вы думали, я пришел выяснять с вами отношения? Нет, здесь все ясно. Ксения предпочла вас, о чем еще говорить?
Он облегченно вздохнул.
— Признаться, я полагал, что ты, сынок, воспримешь все это, ну… несколько иначе.
— Я привык к ударам судьбы. Поэтому ставлю на Ксении жирный крест.
— Вот это правильно, — одобрительно кивнул Баварин. — Тебе сейчас надо новые сценарии писать, а не с бабами валандаться. Хочешь бутерброд? — Он на радостях протянул мне кусок булки с гусиным паштетом.
Утром я позавтракал на скорую руку, поэтому не стал отказываться.
— Как тебя зовут, сынок, все забываю спросить.
— Александр, — ответил я с набитым ртом.
— Понимаешь, Саня, — доверительно заговорил он, — ты человек еще молодой, и у тебя все впереди, А для меня Ксюша, можно сказать, лебединая песня. — Баварин грустно посмотрел на свое отражение в зеркале. — Через каких-нибудь десять лет от меня ничего не останется. Одни руины. Да и сейчас я, в сущности, уже старик.
— Вы не старик, вы просто живете долго, — сделал я двусмысленный комплимент.
— Вот именно, долго. Очень долго. Поэтому Ксения привлекает меня не столько даже сексуально, сколько… Словом, я смотрю на нее будто через призму времени…
«Ври больше», — подумал я про себя.
— С ней я становлюсь двадцатилетним юношей, — с воодушевлением продолжал Баварин. — Мне хочется путешествовать, снимать новые фильмы, перевернуть весь мир!
— Ну а все же, как насчет моего сценария?
Баварин виновато покачал головой.
— Еще не дочитал. Но обещаю завтра же дочитать. Ты приходи вечерком… — Он секунду подумал. — А знаешь что, давай я тебе сам рукопись занесу.
Лучшего поворота событий трудно было себе и представить. Вырвав из блокнота чистый лист, я записал адрес матери.
— Пожалуйста, заходите. Заодно вас с матерью познакомлю. Она известная в городе художница.
— Да? Я очень люблю живопись. А касательно сценария уже сейчас могу отметить: в тебе, сынок, что-то есть. Особенно мне нравится, что твой сценарий написан с легкой болью. PI эта боль прямо сюда бьет, — постучал он пальцем в грудь: там, где сердце. — Как будто про меня написано. Про мою жизнь. — А хочешь, я тебе расскажу о своей жизни?
Даже не дождавшись ответа, он битый час с нудными подробностями рассказывал, как его жена Инна изменяла ему с негром Джимом.
28
Выйдя из гостиницы, я направился к матери в мастерскую. Первая половина Серегиного плана блестяще удалась — завтра Баварин обещал прийти ко мне в гости… Я так глубоко задумался, что невольно вздрогнул, когда над ухом раздался зловещий голос:
— Раскошеливайся, приятель, если не хочешь пулю схлопотать.
Под мою правую лопатку уперлось что-то твердое. Я резко обернулся. Позади стоял ухмыляющийся Журавлев.
— Привет, старичок, — сказал он, убирая в карман шариковую ручку, которой ткнул меня под лопатку. — Что, испугался?.. Как поживаешь?
— Нормально.
— Смотрел интервью по ящику?
— Смотрел.
— Ну и как?
— Классно сработано.
Журавлев заулыбался еще шире.
— То ли еще будет, старичок. Знаешь, куда я сегодня еду?
— Нет. А куда?
— В Москву! Эх, блин! Знал бы ты, Руднев, какие у меня там были девочки во время учебы. Пальчики оближешь. Приеду — обязательно пройдусь по старым явкам.
— А зачем едешь?
— На международную конференцию. Съедутся телевизионщики со всего мира.
Поболтав минут десять, мы разошлись в разные стороны. Журавлев пошел на вокзал покупать билет в Москву, а я в мастерскую. Посмотреть, как отреагирует мать на предстоящий визит Баварина.
Мать отреагировала неплохо.
— Баварин? — с интересом переспросила она. — Помню, в молодости мне нравились фильмы с его участием. Он же как актер начинал. Симпатичный был мужичок.
— Он и сейчас еще ничего, — заверил я ее.
Мать задумалась.
— Но его же надо будет чем-то угощать. Я приготовлю кофе и яичницу.
— Ну, мать, ты даешь! Тут, можно сказать, судьба моя решается, а ты — кофе с яичницей. Не-ет, нужен королевский стол. Ты представляешь, сколько всего должно было совпасть, чтобы я, никому не известный журналист, и Баварин, всем известный кинорежиссер, оказались в одном купе. — Я начал загибать пальцы: — Во-первых, надо было, чтобы ему изменила жена. Во-вторых, чтобы он поехал именно сюда. В-третьих, чтобы он зашел в мое купе. В-четвертых…
— Хватит, хватит, — мать демонстративно заткнула уши. — Я все поняла. Тебе выпала редкая удача, правильно?
— Пока не выпала. Или скажем так — выпала процентов на пятьдесят. Но если ты мне поможешь…
— Естественно, помогу. Завтра будем отмечать мой день рождения.
— У тебя же день рождения в январе.
— Для карьеры сына я готова на все. Теперь у меня день рождения в мае. Справим по высшему разряду. Кстати, не знаешь, какое у твоего Баварина любимое блюдо?
— Курица, — сказал я, — жареная.
— Зажарю ему четыре курицы, — тут же решила мать. — Пускай обожрется.
— И ты сама все будешь готовить?
— Ой, нет, — замахала она руками. — На такой подвиг я не способна. Попрошу соседку, Анну Федоровну. Думаю, она не подкачает…
И Анна Федоровна не подкачала. Стол, накрытый в гостиной, буквально ломился от всевозможных блюд. Мать, кстати говоря, тоже не подкачала. Она накрасилась и надела блестящее платье с глубоким вырезом на спине. Увидев мать, Баварин напрочь забыл о цели своего визита. То есть о моем сценарии.
— Вы прекрасны, прекрасны, — с ходу начал приставать он к матери. — Кто занимался вашим туалетом?
— Свой туалет я мою сама, — сострила мать. — Прошу к столу.
И она открыла дверь, ведущую в гостиную. Баварин так и ахнул.
