Виктория Васильева - Всё для тебя
Войдя в спальню, он опешил.
Кровать была разобрана, а на белой в розах простыне лежала совершенно обнаженная женщина, даже не прикрытая одеялом.
Он узнал ее.
— Катерина! — Эдуард был потрясен. — Немедленно убирайся из моей квартиры!
Казалось, что девушка не слышит его. Она сладко посапывала, притворяясь спящей.
Он подошел к ней, взял за руку и потащил с кровати.
— Как ты сюда попала? Уходи, слышишь!
Катерина открыла глаза. Хитро улыбаясь, она обхватила шею Эдуарда руками и притянула к себе.
— Я пришла к тебе! Будь со мной, Эдуард! Посмотри, как я хороша!
Он разомкнул руки, обхватившие его шею. Бросил на кровать одежду Катерины.
— Одевайся и уходи! Откуда у тебя ключ?
Она не отвечала. Только повернулась к нему лицом, обхватив свои груди руками.
— Эдуард! — девушка начала стонать. — Я люблю тебя! Иди ко мне!
Мужчина рассмеялся.
— Театр в моем доме! Ну уж нет, хватит!
Он схватил ее за руки, поднял с постели и вытолкнул в прихожую, положив на кресло ее одежду.
— Или ты оденешься и уйдешь сама, или окажешься на улице в таком виде!
Он распахнул входную дверь.
Сосед, живущий этажом выше, спускался по лестнице.
Катерина, увидев его, схватила одежду. Зазвонил телефон.
— Луиджи! Я жду тебя. Быстрее!
Через десять минут Луиджи был у Эдуарда.
Катерина, одеваясь, стояла перед зеркалом.
— Эту обольстительницу мы возьмем с собой, — Эдуард показал на девушку.
Они усадили ее в машину.
— Куда мы едем? — заволновалась Катерина.
Ей никто не ответил.
Подъехав к театру, Эдуард остановил машину.
— Выходи, — сказал он Катерине.
Девушка с невозмутимым видом открыла дверцу.
— Подумаешь, какой принц, — сказала она на прощанье.
В это время из театра выходила Анна.
Увидев автомобиль Эдуарда и выходящую из него Катерину, она замерла.
«Машина остается, а женщины меняются, — подумала она. — Желание Катерины исполнилось. Теперь ее возят на белом «линкольне».
Катерина, увидев Анну, обрадовалась.
— Я же говорила, что своего добьюсь! — едким тоном сказала девушка и засмеялась.
Эдуард, наблюдая за этим, был полностью повергнут.
— Все. Все кончено, — сказал он Луиджи. — Теперь она мне не поверит.
— Не теряй надежды, — поддержал его Луиджи. — Ты ни в чем не виноват. А этого достаточно, чтобы женское сердце вновь растаяло.
Машина скрылась за домами.
Анна задумчиво шла по улице.
«Сюрприз за сюрпризом. Уехал бы он в Париж или в Питер к Матильде. Что он здесь делает? Ждет, пока Катерина отпоет свой дебют? Как это все глупо. Наш король любит певиц! — она улыбнулась. — А певицы? Они должны быть одинокими? Нет! Есть еще Генрих! Может, стоит им заняться посерьезнее?»
При этой мысли у Анны немного поднялось настроение: «Лучшее средство от любви — это новая любовь!»
Анна была равнодушна к ухаживаниям Генриха.
Он постоянно ее куда-нибудь приглашал, приносил в театр цветы и подарки.
— Спасибо, — равнодушно говорила она, целуя его в щеку.
Молодой человек был учтив, воспитан и с большим вкусом выбирал подарки для своей возлюбленной.
Но Анна не могла ответить ему взаимностью. Она знала, что он давно хочет близости с ней, и поэтому старалась его избегать. Эдуард затмевал всех мужчин. Воспоминания о нем еще были очень свежи, и она предпочитала лучше быть одной, нежели заниматься любовью с мужчиной, которого не любит.
Но сегодняшний день перевернул все.
«Долго я буду на это смотреть? Так можно и состариться раньше времени, — подумала она. — Буду немного нежнее с Генрихом. В конце концов, я женщина и хочу любви».
Генрих позвонил Джулии.
— Анна у тебя? — спросил он. — Позови.
Анна подошла к телефону.
— Я жду тебя возле подъезда.
— Хорошо, — ответила она.
Они просидели весь вечер в кафе.
Генрих был весел, говорил комплименты и поедал Анну глазами.
Женщина немного развеялась, вышла из своей привычной задумчивости, да и шампанское опьянило ее.
«А он все-таки ничего, — подумала она. — Хорошая фигура, симпатичное лицо, не глуп».
Приближалась ночь.
— Может поедем ко мне? — робко спросил Генрих.
Анна долго молчала, улыбаясь и глядя, как огонь светильников отражается в бокале с шампанским.
Генрих вопросительно посмотрел на нее.
— Да, — ответила она.
— Ты будешь кофе? — спросил молодой человек, когда они приехали к нему домой.
Анна отказалась.
— А это? — он показал на бутылку белого вина.
— Нет.
Он подсел к ней.
— А чего ты хочешь? — шепотом спросил Генрих, ловя губами ее волосы.
Анна улыбнулась.
Генрих положил ей руку на грудь.
— Я чувствую, как ты дышишь, — он расстегнул пуговицы, распахнул кофточку Анны. — Какая грудь!..
Анна откинулась на спинку дивана, закрыла глаза.
«Эдуард, я хочу, чтобы это был ты!»
Генрих уложил ее на диван.
— Как ты красива! Анна, я люблю тебя!
Его голос заставил Анну прийти в себя.
«Нет! Не то! Мягкие, почти детские руки, этот еще юношеский голос! Я не могу. Эдуард, где ты?»
Она открыла глаза и встала с дивана.
— Что случилось? — испугался бедный Генрих.
Анна улыбнулась:
— Оставим это до следующего раза!
Глаза Генриха выражали недоумение и протест.
— Как?! — возмутился он.
Анна не могла ничего ответить. Она молча застегнула кофточку, искоса поглядывая на молодого человека.
— Давай лучше выпьем вина, — предложила она после паузы, присаживаясь в кресло.
Генрих достал фужеры и, разлив вино, выжидательно посмотрел на Анну.
Она отпила несколько глотков и поставила фужер на место.
Генрих подлил ей еще вина.
— Достаточно, — усмехнулась она. — Даже если я опьянею, ничего у нас не выйдет.
Потом Анна встала и молча вышла из квартиры.
«Бедный мальчик, — подумала она. — Зачем я довела его до такого состояния?.. Нет, все правильно. Хоть сама себе не буду лгать. Я его не люблю».
После этого вечера настроение Анны окончательно испортилось.
«Должно пройти какое-то время, чтобы я забыла Эдуарда. Боюсь только, что слишком долго мне придется его забывать».
Анна была неуловима.
Эдуард предпринял еще несколько попыток встретиться с ней, но все было бесполезно. Она избегала его. К тому же художнику нужно было немедленно отлучиться по делам в Париж, и он мучился от того, что долго не увидит свою любимую.
А Анна страдала.
Как-то Генрих спросил у нее об Эдуарде. После этого она с ним долгое время не встречалась. Анна понимала, что мучает молодого человека своим равнодушием, но иначе не могла.
