Штеффи Вольф - Коктейль для Барби
Мне чуть не вывернули руки. Так начинается эта дикая фиеста.
— Мы взяли ведущую в заложники! — кричит во все горло Орангутанг.
Басист по кличке Какаду вырывает у него микрофон:
— Кто подойдет ближе, прощайся с жизнью!
Оказывается, кому-то удалось запереть дверь изнутри. Кроме меня и участников группы здесь нет абсолютно никого. В студии нашего радио царит переполох. Томас вне себя от возмущения.
— Сохраняй спокойствие, Каро! — слышу я его голос.
Конечно, я сохраняю спокойствие. Конечно.
— На по-о-мощь, на по-о-мощь! — кричу я изо всех сил.
— Закрой варежку, тогда с тобой ничего не случится, — говорит мне саксофонист Белая Акула.
— Мы требуем выкуп — миллион евро! — кричит Орангутанг. — Причем непронумерованными купюрами, а еще машину для побега с достаточным количеством бензина. Лучше всего «Вольво V 70».
— Почему именно «вольво»? — спрашивает Томас. — Я бы на вашем месте попросил «порше».
— В «вольво» больше народу влезет, — заявляет Орангутанг.
— Каро наверняка может связаться с пресс-службой. Насчет машины — это к ней!
Ничего себе! Вот Томас дает! Это непостижимо! Я заложница и сама же должна заказывать «вольво» для этих бандитов! Может, мне еще затарить их машину всякой жрачкой, чтобы там никто не оголодал.
Из нашей студии все так же доносятся громкие крики, должно быть, там собралась вся редакция. Орангутанг передает микрофон второму солисту с милым именем Камбала. В прямом эфире он выдвигает свои бесконечные требования, среди прочего пятьдесят кустов рододендрона для посадки. Хриплым голосом он объясняет, что мама всегда мечтала о кустах рододендрона в саду, и теперь он хочет исполнить ее желание. Я замечаю, что можно было бы позвонить в оранжерею Воберайта, там нам сделают скидку. Томас говорит, что в цветочном магазине «Пиеске» сейчас действует специальное предложение на гибискус, я должна спросить, не согласятся ли преступники на гибискус. Нет, это должен быть рододендрон, и все тут.
Во всей этой истории одно не вызывает сомнений: высокий рейтинг нашей программы.
Я смотрю в окно и с ужасом понимаю, что на парковке просто яблоку негде упасть, столько здесь людей, машин разных телеканалов, камер, полицейских, пожарных, сотрудников службы спасения. Мужчины в масках, черных костюмах и с пулеметами в руках забираются на деревья.
— Каро! — кричит что есть мочи Йо.
К счастью, на мне микрофон, так что он меня слышит.
— Да! — кричу я ему в ответ.
Вероятно, он хочет, чтобы я позвонила в оранжерею и договорилась о скидке, а еще заказала для его мамы герань, маргаритки и веронику дубровную. Или немного петрушки, майорана и прочих пряностей. Так, на всякий случай.
— Каро! — кричит Йо. — Скажи им, чтобы они вышли на балкон и доказали, что ты еще жива!
— Если бы я была мертва, то ты не смог бы со мной говорить! — кричу я в отчаянии.
— Ты права.
Я живо представляю себе эту сцену: Йо хватается за голову и нервно ищет выход.
— Послушай. — Теперь ему в голову приходит гениальнейшая идея. — Скажи им, что они получат деньги, если выйдут с тобой на балкон!
— Молодец, Йо! Нас услышали все, кто должен!
— Если деньги уже принесли, то я тоже выйду с тобой на балкон! — говорит Орангутанг.
— Нет, я! — кричит Камбала. — Хочу увидеть себя по телику!
— Мы ведь можем пойти все вместе, — говорю я.
— Но я буду стоять впереди. — Какаду протискивается к двери.
— Прочь с дороги! — Орангутанг открывает дверь, берет оружие (я сразу понимаю, что это пластмассовый револьвер) и подталкивает меня вперед. Все остальные проворно следуют за ним.
— Бросить оружие! — кричит какой-то полицейский.
— Здесь я ставлю условия. — Орангутанг достает записочку и читает то, что все и так давно знают.
Насчет машины он готов к компромиссам. Не обязательно «вольво», «опель» или «рено» тоже сойдут. Но бензина должно быть достаточно. Потом он требует, чтобы Томас поставил для него в эфире песню Хайди Брюля «Никакая сила не сможет нас разлучить». Томас говорит, что это невозможно, что мы молодежная радиостанция, а эта песня для людей старше семидесяти лет. Йо кричит, что Томас все равно должен ее поставить. Какаду хочет передать привет в эфире.
— Бросить оружие! — Полицейские внизу начинают терять терпение.
Между тем на радио звучит песня «Ах, мое сердечко!» Вильдекера Херцбубена. Наверно, впопыхах ничего лучше не нашли. Между тем Какаду начинает свою тираду:
— Я передаю привет моим родителям, моему брату Майку, моему лучшему другу Фридеру, госпоже Браун, у которой я как-то украл сумочку, Эрнсту с очистных сооружений, у которого я из-под носа увел машину, Луиджи из пиццерии «Салерно», которая еще получит от меня четыреста евро, объединению пожарников-добровольцев, я и сам был в детстве пожарником, Трауделю из гастрономии «Шнапп», в которой я всегда получал дармовой кусок колбасы, Камерон Диас, которая так замечательно сыграла в фильме «Ангелы Чарли», Измаилу Гюльтиппелю, теперь уже и не помню за что, милым испанским таможенникам, которые не заметили, что у меня поддельные документы…
— Тихо, — вмешивается Томас.
— Что такое? — спрашивает Какаду.
— У меня есть только инструментальная версия Хайди Брюля. Подойдет?
Орангутанг размышляет.
— Хорошо, но все должны подпевать! Заложница (я уже сказала, что это я?) и малолетние преступники на балконе, вся редакция в доме радио, сотни полицейских на стоянке и на деревьях — поют абсолютно все.
Когда вижу людские страданья, Бесконечную боль и стенанья, Вопрошаю я всевидящее око: Почему наша жизнь так жестока? Почему нам так одиноко?
Всегда дарите друг другу любовь, Пусть доверье станет вашим спутником вновь, Нет ничего прекраснее на свете, Чем посвящать любимым слова эти:
Никакая сила не сможет нас разлучить, Мы друг другу всегда будем верность хранить, Пусть немало несчастий нам пришлось пережить, Мы друг другу всегда будем верность хранить!
Я не верю своим глазам. Полицейские на деревьях взялись за руки и раскачиваются в такт музыке. Руководитель спецоперации, который стоит рядом с водяной пушкой, вытирает слезы. Даже мои захватчики реагируют эмоционально. Орангутанг, тихо всхлипывая, говорит мне, что всегда слышал эту песню у бабушки и дедушки в Бад-Швиссельсхайме. Бабушка всегда намазывала ему маслом хлеб и очищала мандарины, горела лампа, и от печи так уютно было в доме. Я говорю Орангутангу, что мне это тоже всегда нравилось и что я его прекрасно понимаю. Воспоминания детства всегда так трогательны!
