Мари Кордонье - Ловушка для мужчины
Смеха не было в ее глазах, но Эстер была слишком счастлива, чтобы заметить это. У нее было твердое убеждение, что Шарлотта за это время уже давно преодолела свою несчастную любовь к Джеймсу Первику.
Она и не подозревала, какого напряжения стоило ее сестре внушить всем друзьям это впечатление. Боль уже не была такой острой и отчаянной, как в начале, но она не исчезла. Возмущение, гнев, протест — все это уже давно растворилось в воздухе, и осталось только признаться самой себе, что она продолжает любить Джеймса. Отчаянно и без всякой надежды. Она думала, что глубоко погребла понимание этого в себе и никто уже не сможет ничего заметить.
Но ей не удалось скрыть все следы от Лорин Виндхэм, и бабушка постоянно думала об этом. Ее внучка из темпераментной легкомысленной девушки превратилась в молодую женщину, которая честолюбиво добивалась своей цели. Она хотела, чтобы ее признали настоящей художницей. Для этого она работала как одержимая, проводила ночи в мастерской и была благодарна за физическое истощение, которое позволяло ей спать крепко и без снов.
— Эстер совсем потеряла голову от радости.
Голос Шарлотты звучал меланхолично, когда она посмотрела вслед взволнованной невесте; та умчалась, не дотронувшись до обеда, на который ее и пригласила бабушка.
Старая дама тщательно свернула салфетку и улыбнулась.
— Я рада свадьбе! Свадьбы — это что-то неслыханно романтичное. Жаль, я все время мечтала о том, чтобы мы устроили двойную свадьбу для вас обеих. Ты не могла бы немного постараться, чтобы все-таки это сделать?
Шарлотта чуть не подавилась.
— Как ты себе это представляешь?
— Относительно просто, ты только должна плюнуть на свою глупую голову и на свою гордость!
Шарлотта притворилась непонимающей, хотя прекрасно знала, чего от нее хотела бабушка.
— К сожалению, мне кажется, я тебя не понимаю.
— Ха! Ты прекрасно меня понимаешь, мое дитя. Тебе очень нравится роль трагической героини? Почему ты не пойдешь к Джеймсу Первику и не расскажешь ему всю правду? Если он хотя бы наполовину такой мужчина, каким я его считаю, то он должен признать, что поступил с тобой несправедливо.
— Я больше не хотела бы говорить о Джеймсе, бабушка. Кажется, я тебе это уже говорила.
— А я думала, что ты была бы на правильном пути к тому, чтобы стать взрослой…
Лорин Виндхэм увидела упрямство в уголках рта Шарлотты и поняла, что она больше не будет говорить об этом. Но так легко она не привыкла складывать оружие. Наконец-то судьба предоставила ей прекрасную возможность деликатно, но весьма основательно вмешаться в это дело.
Джеймс Первик уставился на конверт, который прибыл с утренней почтой. Так как он был адресован персонально ему, мисс Стит, хотя несколько раз и разглядывала его с любопытством со всех сторон, но не вскрыла. Отправитель обозначил себя двумя сплетенными инициалами, которые он, казалось, когда-то уже встречал: ЛВ. Кто же, к черту, этот ЛВ? Кроме того, от конверта совершенно явно исходил запах тяжелых дамских духов. Очень странно.
Запах вызвал у него головную боль. Но это скорее зависело от его интенсивности, чем от того факта, что он совершенно автоматически сразу почувствовал терпкий запах моря и свежести, который у него навсегда был связан с воспоминанием об Эстер.
Он энергично вскрыл конверт и взял отпечатанную тяжелую карточку с приглашением, которая выпала из него. Его глаза так сузились, что превратились в щелочки. Текст был ясен и прост. Что за неслыханная дерзость информировать его таким образом!
«Мы женимся.
Эстер Скарлетт Виндхэм + Стюарт Дейтон.
Мы сердечно приглашаем Вас на празднование нашей свадьбы.
Мы будем Вам очень рады».
Адрес в Беверли Хиллс, время и три строчки, написанные от руки, которые он расшифровал с большим трудом.
«Дорогой мистер Первик, позвольте мне прибавить к официальному приглашению также и мое самое сердечное личное приглашение. Я очень хотела бы приветствовать Вас в своем доме на свадьбе моей внучки.
Лорин Виндхэм».
— К черту ее!
Только когда мисс Стит сунула голову в дверь, он понял, что закричал.
— Что вы хотите, мистер Первик?
— Покоя!
Его тон в сочетании с недвусмысленным выражением лица привели к тому, что мисс Стит снова молниеносно исчезла.
— Плохое настроение, — проинформировала она своих коллег. — Хотела бы я знать, что его так разозлило.
Джеймс поймал себя на детском желании разорвать приглашение, как будто тем самым он мог бы отменить сам факт свадьбы. Он бросил приглашение на письменный стол и попытался взять под контроль свои эмоции, беспокойно шагая по кабинету.
Что же его так взволновало? Разве он сам не просил Эстер сообщить ему, если ей удастся притащить Дейтона к алтарю?
— Мои поздравления, мисс Эстер Виндхэм. — Он скрипнул зубами. — Желаю счастья. Вы этого добились! Миллионер в ловушке!
Боже милостивый, и почему только он не может просто забыть эту тщеславную, лживую маленькую женщину? Почему какой-то запах, голос, жест сейчас же напоминают ему ее. Тогда, после того как они расстались с Самантой, его гордость была оскорблена. Но теперь?
Эстер Виндхэм была раной, которая не хотела затягиваться. Она лишала его покоя, сна, делала его несправедливым, недовольным и отчаявшимся. Он даже не должен был закрывать глаза, чтобы видеть ее лицо перед собой. Глаза, которые могли светиться, как летний лиственный лес, весь наполненный солнечными лучами, мягкий рот, который мог так страстно целовать, хрупкую фигуру.
— Не строй себе иллюзий, дружище, — приказал он себе. — Эта прелестная персона принадлежит теперь Стюарту Дейтону. По крайней мере, до тех пор, пока не найдет кого-нибудь, кто предложит больше.
Какую же из многих сторон своей личности, переливающейся всеми цветами, представила она Стюарту Дейтону? Элегантная леди? Прилежная ассистентка, которой ему так недостает? Соблазнительная маленькая ведьма, которая отравила его своим ядом. Спортивная девушка, которая вместе с ним утром бегала по пляжу? На ком же он женится?
Это было настоящим самобичеванием, когда он представил ее себе в белом наряде, в кружевах и украшениях. Ему снова вспомнился кулон с бриллиантом, который все еще был у него. Не будет ли он подходящим свадебным подарком для дамы? Маленькая колкость, которую поняли бы только они двое. Месть, капля горечи в день ее триумфа.
— Проклятье, это звучит так, будто ты на самом деле хочешь принять приглашение, дружище, — сказал он сам себе. — Тебе не приходит в голову ничего лучшего, чем себя мучить?
